Затхлый воздух напоминал удушливую атмосферу квартиры Фатимы, когда там производили обыск. Ерожин распахнул окна и балконную дверь, схватил веник и тряпку и принялся за дело. Закончив с комнатой, он перебрался на кухню, где, засучив рукава, отмыл засохшую посуду, протер линолеум пола мокрой тряпкой, вычистил до блеска холодильник и, включив его, отправился мыться.
Он не принял душ, а наполнил ванну, прыснул туда немного хвойного экстракта, проверил пальцем температуру воды и медленно погрузил себя в это теплое блаженство, минут пятнадцать понежился, встал под горячий душ, натер душистым мылом злую мочалку, долго и обстоятельно прошелся ею от носа до пят, на закуску пустил ледяную струю и простоял под ней несколько минут.
Понять человека, который после жары, пыльных дорог, гостиниц и вагонов оказался отмытым, одетым в свежее белье и хрустящий крахмал чистой рубашки, может только испытавший весь цикл на собственной шкуре. Петр Григорьевич взглянул на себя в зеркало. Загорелый, гладко выбритый господин в светлом костюме ему понравился. Казалось, что со дня отъезда прошла вечность, на самом деле он отсутствовал меньше недели. Раздумывая, с чего начать столичную жизнь — с отчета Грыжину в Министерстве или с Петровки, — он запер дверь и вызвал лифт. Свою «девятку» он оставил на казенной стоянке Управления.
«Значит, с Петровки», — заключил Петр Григорьевич и пружинистым шагом направился к метро.
Бобров оказался на месте, мало этого, он ждал Ерожина и дергался, что того нет.
— Водитель замминистра уже полчаса ждет. Генерал приказал нам обоим явиться к нему и звонил два раза. Где тебя черти носят?
— Есть новости по Гарику Саркисову? — вместо приветствия спросил Ерожин, пожимая Боброву руку.
— Расскажу по дороге, а сейчас быстро вниз.
Устроившись на заднем сиденье начальственного «Ауди», Петр Григорьевич услышал от коллеги много интересного. Через час после ерожинского звонка из Самары квартиру Саркисова взяли под наблюдение. Гарик прописан в Барыковском переулке. Это между Остоженкой и Пречистенкой, пояснил Бобров. Наши ребята засекли пару, но не Гарика, а пожилого господина с дамой бальзаковского возраста. Те вышли, уселись в шикарное «Вольво» и покатили. Наши довели их до мебельного антикварного и заметили, что эту пару, кроме них, пасет троица в сером «Москвичике».
— Любопытно, — заинтересовался Ерожин.
— Еще как, — согласился Бобров. — Наши по святой наивности подходят к «Москвичу» и требуют документы у водителя и пассажира, а те наводят на наших стволы и, в свою очередь, тоже требуют документы. Короче, слава богу, до перестрелки не дошло. В «Москвиче» оказались эфэсбешники. А наша солидная пара — австрийские дипломаты, которые снимают квартиру Гарика. Им удобно в центре, а Гарик снимает по соседству с тобой, в Чертаново. Эфэсбешники нашим чертановский адрес Саркисова любезно предоставили, чем дня три нам подарили.
— Хорошее начало, — констатировал Петр Григорьевич и, глядя в окно, спросил водителя:
— Куда едем? Министерство в другую сторону.
— Хозяин сюрприз вам готовит, — "хмыкнул водитель и от дальнейших разговоров уклонился.
— Слушай дальше, — продолжил Бобров. — Саркисов врач. Работает наркологом в Четвертом управлении, в больнице недалеко от Красной Пресни. Не женат. Имеет сестру, парикмахершу из салона на новом Арбате. Часто с ней встречается.
— Нарколог и парикмахерша, интересное сочетание. Откуда за сутки такая информация? — удивился Ерожин.
— Ознакомились с данными телефонных переговоров. Там есть одно любопытное совпадение. Саркисову несколько раз звонили из Ташкента, примерно два месяца назад. И буквально через день зафиксирован звонок из Домодедова. Возможно, встречал кого-то из Узбекистана. Что, если твою кралю?
— Очень вероятно, — согласился Петр Григорьевич. — Здорово поработали. Ай да Бобров!
— Пришлось. Грыжин нам еще два отдела передал для поимки твоей красотки. Теперь половина Управления на нас пашет.
— Приехали, — сообщил водитель.
Ерожин огляделся и понял, что их привезли к Центральным баням. Водитель повел их через помпезный холл и, запустив в дверь с надписью «Номер два», ретировался. В просторном мраморном предбаннике сидел генерал, завернутый в махровую простыню, и сосал кружок лимона. Рядом с массивным Грыжиным пристроился худой сутулый мужчина.
Ерожин с ним пару раз по прежней работе встречался. Мужчину звали Ершовым. Он раньше возглавлял областной ОБХСС.
— Вот и мои герои! — рыкнул Грыжин. — Знакомься, Коля. Это тот самый Ерожин, восточный гость.
— Очень приятно. Николай Александрович, — протянул худую венозную руку Ершов. — По-моему, мы встречались.
— Да, семь лет назад пересеклись на деле Балихина, — ответил Петр Григорьевич, пожимая влажную руку.
— Однако память! — похвалил Ершов.
— А Боброва тебе представлять не надо.
Раздевайтесь. Нечего в бане в костюмах торчать, — пробасил Грыжин, разливая по стаканам любимый «Ани».
— Знал бы, не намывался дома, — пожаловался Ерожин, снимая пиджак.
— В баню, сынок, не мыться, а париться ходят. Пора бы знать, видно, мало я тебя учил уму-разуму. Давайте с дороги по стаканчику и марш греться, — приказал Иван Григорьевич и поднял стакан.
Выпили. Ершов принялся суетливо одеваться. Его лимит времени вышел. Ерожин с Бобровым миновали помещение с бассейном и очутились в парилке.
— Не ожидал, — признался Бобров. — Думал, совещание какое. А тут баня.
— От Ивана Григорьевича и не такое можно ожидать, — улыбнулся Ерожин. — Он мужик своеобразный.
Не успел Ерожин договорить, как генерал собственной персоной ввалился в парилку.
— Я вас греться послал, а вы тут мерзнете, — проворчал Грыжин и несколько раз плеснул из ковшика на раскаленную печь. Горячий пар ударил в рот и ноздри. Казалось, что человеческий организм не в состоянии вытерпеть этот жаркий шквал. — Вот теперь потеплее, — удовлетворенно заметил Иван Григорьевич и полез на самую верхнюю полку. Голый, с заметным брюшком и ногами бывалого кавалериста, генерал выглядел мощно и внушительно. Даже войлочная шапочка народов Кавказа, прикрывавшая плешь генерала, не делала его комичным. — Чего расселись? — не унимался Грыжин. — Берите по венику и за дело.
Начальство надо уважать. Замминистра парите. — Ерожин с Бобровым вытащили из кадки два веника и принялись за генерала. Тот лежал и, кряхтя от блаженства, подбадривал:
— Не стесняйтесь, лупите! Где еще вам удастся генерала отлупить? Пользуйтесь случаем. — Наконец Грыжин дозрел. — Хватит. Теперь ложитесь, я вас пожучу.
Кряхтя, красный и распаренный, Грыжин поднялся, выбрал в кадке дубовый веник и не спеша принялся за работу. Постепенно ускоряя темп, генерал показал класс. Только мольбы о помощи остановили сановного банщика.
