Ерожин, заметив в глазах Гали женское любопытство к своей персоне, не растерялся:
— Поднимай выше.
— Комитетчик?
— Угадала. Только бывший. Теперь фирмач, — подмигнул Ерожин.
— Все вы теперь фирмачи. Ладно, приводи жену, — разрешила Галя и, махнув в сторону кресла, добавила:
— Некогда мне. Клиентка небось задубела.
Выйдя на улицу, Ерожин огляделся. Оперативники уехали за «Хондой». Он внимательно осмотрел три ближайшие машины и в одной наметанным глазом обнаружил женщину, внимательно изучающую за рулем журнал мод.
— Наша, — вычислил Ерожин и зашагал по широкому тротуару Нового Арбата.
До больницы на Красной Пресне он дошел пешком. Ерожин любил ходить. Но просто так гулять по Москве обычно не получалось. И теперь он с удовольствием отмахал километра три. Конец мая выдался жаркий. По столице фланировали красивые девчонки. Ерожин от метил, что во времена его молодости красотки встречались реже. Теперь — куда ни глянь.
Разглядывая красивых молодых женщин, он с гордостью подумал, что его Надя всем даст фору. Такой необычной, утонченной красоты Ерожин раньше не видел. Он вынул телефона позвонил Боброву.
— Познакомился с сестренкой, — сообщил он и попросил Боброва заказать его личное дело и выписать точные даты его азиатской командировки двадцатилетней давности.
— Зачем тебе? Мемуары решил писать? — удивился Бобров, но пообещал.
Саркисов после Нового Арбата действительно отправился на работу. Ерожин подсел к ребятам в машину и понял, что хочет есть.
— Дима, сходи в магазин. Принеси чего-нибудь пожевать, — попросил Ерожин и выдал Вязову деньги. — И попить.
— Чего попить? Фанты? — спросил Дима, вылезая из машины.
— Лучше молочка, — ответил Ерожин, вспомнив, что позавтракал только чипсами.
Через пять минут после ухода Димы появился Саркисов. Он поглядел на часы и, усевшись в «Хонду», резко рванул с места.
«Остались без завтрака», — огорчился Ерожин. Быстро сев за руль вместо Димы, с трудом нагнал «Хонду». Та метнулась на Большую Никитскую, затем в переулок, повернула налево и задами подкатила к Центральному телеграфу.
— Иди за ним, — сказал Ерожин Маслову. — Меня он видел.
Коля Маслов моментально растворился в толпе, снующей возле здания. Саркисов вернулся минут через двадцать. Маслов ничего интересного не заметил. Саркисов стоял в очереди к окошку, где сдают телеграммы, и заполнял бланк. Писал долго, минуты три, не выходя из очереди. Затем не дождался, скомкал бланк, кинул в урну и ушел. Вот бланк. Ерожин разгладил мятый листок. Там шариковой ручкой в графе «адрес» значилось: «Тбилиси, улица Хилианская. Саркисовой Гюльнар Михайловне». На строчках для сообщений Гарик написал несколько слов: «Мама, в этом месяце много работы и приехать не смогу». И подпись:
«Гарик». Ерожин спрятал листок в карман и, позвонив Боброву, попросил уточнить адрес.
— Не пришлось бы тебе лететь в Тбилиси и выручать правительство дружественной Грузии, — пошутил Бобров, приняв телефонограмму.
Саркисов вернулся к больнице и, снова проделав с «Хондой» антиугонную процедуру, скрылся в дверях. Дима с пакетом припасов грустно разглядывал афишу. Продукты, нарезанные и запечатанные в целлофан, были быстро распакованы и сметены. Иноземные копчености красивыми тонкими ломтями уходили внутрь, не оставляя выраженного вкуса.
«Что-то солоноватое и влажное», — подумал Ерожин, запивая молоком иноземную нарезку. И вспомнил ташкентский обед с Насыровым и его слова: «Вы, москвичи, привыкли проглатывать еду, как куры».
Петр Григорьевич, закончив трапезу, вновь развернул телеграфный бланк. Долго разглядывал его, о чем-то размышляя. Мысль так и не сформировалась во что-то определенное.
Саркисов отработал до пяти вечера и поехал на Ленинский проспект, зашел там в аптеку, затем развернулся в сторону центра.
Ерожин позвонил Боброву и попросил прислать кого-нибудь из женщин в салон на Новый Арбат в качестве своей жены. Пусть та найдет Галю и подстрижется. Бобров усмехнулся и обещал поручение выполнить.
— Вечно ты чего-нибудь придумаешь, Ерожин. Записывай из своей биографии. Ты посетил Фергану с седьмого по двенадцатое июля одна тысяча девятьсот семьдесят пятого года.
Записал? Доволен? — Ерожин поблагодарил. — Ты жмот. Одними благодарностями уходишь. Баллистам бутылку обещал. Я — за «спасибо», — пожурил Бобров.
— Ладно, разберемся, — пообещал Ерожин.
Саркисов торчал в баре на Тверской. Тянул безалкогольное пиво и заигрывал с проститутками. Невдалеке томился Коля Маслов. Ерожин сидел в машине и мучительно пытался припомнить день рождения Нади. Звонить и спрашивать об этом у девушки было не по-джентльменски. Ерожин решил справиться у Аксенова. Подошел Кроткий.
— Петр Григорьевич, привет. Сижу на даче из последних сил. Ты же меня разоришь, — заворчал Сева.
— Как здоровье Веры? — поинтересовался Ерожин.
— Пока так же. Сипит. От врача отказалась.
Бабушка с Лидой лечат ее травками, — ответил Сева.
Ерожин объяснил, что боится пропустить день рождения Нади и оставить ее без подарка, надо знать точное число.
— Откуда я знаю, сейчас, спрошу у Ивана Вячеславовича, — растерялся Кроткий.
— Ты своей жены день рождения знаешь? — допытывался Ерожин.
— Своей, конечно, знаю. В августе. Двадцатого. При чем тут Надя?
— Если предположить, что они родились в один день, число можно вычислить, — рассмеялся Ерожин.
— Совсем из ума выжил. Скорей лови убийцу. Я больше арестованным сидеть не могу.
Меня тут на диете держат, — пожаловался Кроткий.
Ерожин отключил мобильный телефон и принялся подсчитывать.
— г-Деньги считаете? — поинтересовался Дима.
— Скажи, женщины всегда девять месяцев ребенка вынашивают? — не обращая внимания на вопрос Вязова, спросил Ерожин.
— Бывает, семимесячных рожают, — со знанием дела сообщил Дима. Ему жена три месяца назад подарила сына, и он имел большой объем информации по данному вопросу.
— А больше девяти бывает? — продолжал допрос Ерожин.
— У слоних, кажется, бывает, а у женщин не слыхал. — Вязов на полном серьезе стал размышлять над вопросом Петра Григорьевича. — Точно, больше девяти не могут. Плод созреет и начнет там такое творить. Не приведи Господи!
— Тринадцать месяцев! — восторженно крикнул Ерожин.
Дима вытаращил глаза.
— Женщина — тринадцать месяцев?!
— Нет, у меня тут свои подсчеты.
Дима замолчал и, на всякий случай, решил с подполковником быть поосторожнее. Три часа прошли без изменений. Маслов два раза выходил и рассказал, что Гарик клеит девочек.
