— Я лучше уйду. — Маша отодвинула чашку и собралась подняться.
— Нет уж, пришла завтракать, ешь свой сыр. Нечего тут обиды разводить, — приказным тоном остановил Слава гостью.
Маша послушно подвинула чашку назад.
— Хорошо, если ты просишь…
— Прошу, прошу, — пробурчал Синицын, быстро разделался с кофе, оставил дам и побежал на работу.
Проходя в свою комнату, он заметил сидящего в коридоре мужчину. Старшего лейтенанта поразила нездоровая бледность этого человека и его полный тоски взгляд. «Странный субъект», — подумал он и поспешил к себе. Слава боялся, что коллеги разойдутся, и он не сможет с ними посоветоваться. Но Лебедев с Геной ждали его и тоже пили кофе.
— Помирился? — вместо приветствия спросил Саша. Синицын промолчал. — Значит, нет, — заключил капитан.
— Давайте о деле, — попросил Слава.
— О деле потом. Там в коридоре тебя ждет отец Соболева. Придется его принять. На мужике лица нет. Мы пока погуляем, а ты уж поговори с ним. — И Лебедев с Конюховым быстро ретировались.
— Вы слишком молоды и, наверное, меня не поймете, — начал отец обвиняемого с порога.
— Вы присаживайтесь. Из дела я знаю отчество сына, вас зовут Алексеем, а вот вашего отчества я не имею. Давайте знакомиться.
— Алексей Владимирович Соболев, протянул руку отец Павла.
— Вячеслав Валерьевич Синицын, следователь райотдела. — Слава пожал протянутую руку и подумал, что дежурная фраза «очень приятно» сейчас вряд ли уместна. Очевидно, Соболев подумал о том же, и мужчины, поняв друг друга, переглянулись.
Эта мелочь сразу сняла служебную броню с Синицына и подала посетителю надежду на человеческое отношение следователя.
— Я вчера вернулся из командировки и узнал эту страшную новость от сестры.
— Вам же дали телеграмму. Почему вы не приехали раньше? — спросил Слава, скорее чтобы не молчать. Боль этого человека словно передавалась ему, и начинать разговор с ним ему было тягостно.
— Телеграмму я получил только на материке. Я вулканолог. На острове, где мы работаем, со связью постоянные проблемы. На день залетел попутным вертолетом во Владивосток и там нашел телеграмму. Это было позавчера. Теперь — не старая добрая империя, добраться до столицы не так-то просто. Мне еще повезло… — Соболев говорил глухо, и при слове «повезло» краешками губ виновато улыбнулся.
— Честно говоря, не поверил…
— Я вас понимаю. В такое поверить трудно. Но улик очень много. Ваш сын наследил пальчиками и в «Издательском доме», где застрелили Светлану Михайловну Рачевскую, и на квартире писателя. В том, что Павел был там, он и не отрицает.
И был не в качестве добропорядочного посетителя или гостя, а как взломщик. Эти эпизоды доказаны, и по ним ему все равно придется отвечать. А что касается его причастности к убийству — будем работать. Но повторяю, улик слишком много.
— Да-да, улик… — думая о чем-то своем, эхом отозвался Алексей Владимирович. — Как их застрелили?
— Обоих выстрелом в затылок.
— Не верю…
Слава искренне сочувствовал посетителю. Перед ним сидел настоящий серьезный человек, который примером своей жизни не мог подтолкнуть сына к преступлению. Но сочувствовать отцу потенциального убийцы следователю не полагалось, и Синицын решил спросить то, что его интересовало:
— Скажите, откуда взялся у Павла слепой фанатизм к этому деятелю? Судя по роману Каребина, Стерн пакостная личность, желавшая поклонения масс. Теперь выясняется, что его раскрутили на деньги ОГПУ. Это, конечно, не был рядовой агент, Стерна вывели на мировой масштаб, но по сути, он все равно платная шестерка органов.
Соболев поморщился.
— Стерн — это наше несчастье. Вы говорите верные вещи, но не все так просто с этой личностью. Святослав Альфредович отчасти был ученым, был он и неплохим художником. Царская академия бездарей не держала. И второй диплом юриста он, естественно, получил заслуженно. Поэтому считать его простым стукачом большевистских спецслужб смешно. Еще в добольшевистской России Стерн проявился как ловкий делец. Он умел крутить делишки и лихо продавал картины.
Художники его не любили, называя «обмылком», но все же с ним общались. У меня есть подозрение, что он связался с разведкой еще в царской России…
— Я вижу, для вас причастность Стерна к ОГПУ не новость? Но писателю Каребину удалось познакомиться с фактами в архивах ФСБ, а вам откуда это известно? — удивился Слава.
— Надо немного пошевелить извилинами. Картины Стерна до сих пор сотнями находятся в собрании музеев, куда их дарила вдова, а потом и дети Святослава Альфредовича. Их и сейчас во владении семьи пропасть. Значит, художник при жизни продать полотна не мог. А на какие деньги нищий живописец может организовать экспедицию из шестисот вооруженных людей, с автомобилями, конями и пулеметами? Если бы тибетскую акцию оплатили американские богачи, о чем имеется официальная версия, англичане не чинили бы ей препятствий. Вот и вся логика.
— Вы так хорошо владеете темой. Почему же не растолковали сыну, кто его кумир? — продолжал удивляться Синицын.
— Господи, да я знал о Стерне столько же, сколько знает любой образованный обыватель. И только когда Паша попал к этим людям и я почувствовал, что сын превращается в зомби, попытался разобраться. Но было уже поздно. Паша не слышит правды. Все негативное он воспринимает как наветы врагов. Поверьте, мальчик там находится из самых благородных побуждений. Паша свято верит руководителям этой секты. Я допускаю, что эти люди завладели его душой настолько, что он выполнил их приказ. Но стрелять в затылок человеку Паша не будет.
— Ваш сын мне сказал примерно те же слова, — припомнил допрос Павла Синицын.
— Я вас заклинаю всем, что для вас дорого, — ищите настоящего убийцу.
— Будем работать, — заверил старший лейтенант и протянул руку. — Приятно было познакомиться.
— И мне тоже. — Алексей Владимирович снова улыбнулся краешками губ, поднялся со стула и положил Славе на стол визитку. — Сообщите, если сочтете нужным, как станет двигаться ваша работа. Теперь я вижу, что вы не формальный чурбан, и от этого на сердце немного легче.
* * *
— Живой? поинтересовался Лебедев, вернувшись с Конюховым в комнату, как только Слава освободился.
— Классный мужик. Жалко мне его, — ответил Синицын — Бывает, — согласился капитан.
— Родственники у них случаются похожими на людей. Тогда это еще хреновее.
— Ну, теперь можем о деле, — напомнил о прерванном разговоре Слава.
— О деле так о деле. Вот у Гены есть конкретное предложение, — отозвался капитан и постучал Конюхова по плечу.
— Мы прослушали пленку с допросом. Будем брать директора гимназии? — Старший оперуполномоченный любил конкретные действия и с удовольствием в них участвовал.
