Все это Даша высказала Павлу Витальевичу, когда встретилась с ним, – это было после ночи с Володей и после посещения Лили.
– Я от тебя ничего не скрывал, – сказал Павел. – То, что там напечатано… Я в три раза больше тебе рассказывал.
– Да не про это я, ты не понял. Я боюсь. Это сейчас ты такой добрый и ласковый, а что будет потом?
– Не понравится – уйдешь.
– Это опять же ты сейчас говоришь.
– Ты меня обижаешь, Дашенька. Я двойных игр не веду.
– То есть ничего не изменится? Я буду работать, бывать, где хочу, и не отчитываться за каждую минуту?
Павел отреагировал болезненно:
– Девочка моя, ты что-то, я смотрю, резковато на меня давишь. Ты все-таки замуж выходишь, а это налагает… или накладывает?
– Наложивает.
– Все шутишь? Короче, это обязательства. Взаимные. Это естественно, что муж и жена чаще бывают вместе, чем до свадьбы, – один дом, одно хозяйство.
– Я ненавижу хозяйство. Готовить не буду, убирать не буду. То есть буду – когда захочется.
– Есть кому готовить и убирать. Ты хочешь работать – пожалуйста, если нравится. Но ты говоришь – бывать, где хочу, и не отчитываться, тут я не понял. То есть захотела – вечером уехала, утром уехала, ночью тоже?
– А если и так?
– Ты нарочно меня дразнишь?
– Да. Хочу увидеть реакцию.
– Реакция такая: я тебе голову отшибу, – улыбаясь, сказал Павел.
– Это ты сейчас в шутку говоришь, а ведь отшибешь.
– Нет, а как? Я, значит, тоже могу по девушкам бегать после свадьбы?
– Бегай. Если сил хватит.
– Ты серьезно?
– Да.
– И ты будешь по мальчикам бегать?
– Нет. Как ни странно, чувство долга у меня есть. Все-таки, когда замужем, это нехорошо. Понимаю, что предрассудок, но – в генах сидит.
– Спасибо генам. Кстати, ты почему вчера не отвечала, когда я звонил? Не по мальчикам бегала?
Даша могла бы все свалить на случайно отключившийся телефон, но не захотела:
– У Володи была. Можно сказать, прощались.
Павла будто кто-то дернул в сторону – его всего перекосило.
– И как прощались?
– Как обычно. Свадьбы еще не было, напоминаю. Это особый случай. Мы все-таки долго были с ним вместе.
О другой причине, той, о которой Даша сказала Лиле, она решила промолчать, хотя, возможно, Павлу было бы даже приятно узнать, что девушка испугалась слишком большой к нему любви. Или страсти. Или влечения. Нет, она скажет об этом потом, а пока не хочет играть в поддавки.
Павел после этих ее слов очень долго молчал.
Потом сказал:
– Вот что. Пока я чего-то не наговорил или не сделал, иди-ка ты… Езжай-ка ты домой. А я хочу подумать и понять, такой ли я конченый идиот, каким сам себе сейчас кажусь. О результатах сообщу. Не беспокойся, деньги на лечение твоей мамы я выделяю и буду выделять. Это независимо. Для тебя же это важно. Может, вообще все выдумки, ты все накрутила и навертела для того, чтобы я проплатил ее лечение? Ради мамы на что не пойдешь.
– Нелогично, – возразила Даша. – Я бы тогда паинькой себя вела.
– Ты умная, ты меня раскусила, ты знаешь, что меня можно взять на откровенность. Только не на такую. Я, в смысле, о твоем пацане. Это мне надо обдумать. Так что уходи, пожалуйста.
– Извини, если расстроила.
Это были лишние слова, и Даша знала, что лишние – и, может, именно поэтому их произнесла.
– Расстроила! – закричал Павел. – Хорошее слово нашла! Собирается замуж, сама идет к своему ё…рю, трахается с ним почем попало, а потом на голубом глазу об этом рассказывает! Ты что думаешь, я железный, что ли? Уходи, я сказал!
На этот раз Даша промолчала.
Павел, оставшись один, пошел в оранжерею – успокоиться.
Вошел и тут же услышал испуганный шорох, который моментально затих.
– Кто тут? – спросил Павел.
Молчание, тишина.
– Да ладно, никого не трону, никому ничего не скажу!
Почему Павел догадался сказать о соблюдении тайны, он и сам не знал, но не ошибся. В углу, где росли деревца гинкго билоба, что-то зашевелилось, и вышли двое – охранник, имени которого Павел не помнил, краснолицый, с седыми, сплошь белыми, волосами, неуклюжий, корявый, лет пятидесяти. А за ним, застегивая халат, глядя в сторону, смущенно выходила тетя Лида.
– Мы тут это… О, господи… – сказала тетя Лида и, закрывая лицо руками, выбежала.
– Почему не у ворот? – спросил Павел охранника – впрочем, не строго.
– Сменился, домой собираюсь… И вот… Задержался… Вы в самом деле, не говорите. Дело такое…
– Я уже обещал. Иди, не бойся.
Охранник ушел.
Вот ведь тоже, подумал Павел. Охранник – коряга корягой, тетя Лида вечно с грязью под ногтями, ни кожи, ни рожи, прости господи, одни морщины, а – понежничать захотелось, помиловаться. Может, у них даже и любовь?
Охраннику, между прочим, лет на пятнадцать меньше, чем тебе, просто старо выглядит. Да и тетя Лида, которую ты почему-то сразу начал звать именно так (и она не поправляет), намного ли старше тебя? Может, даже и ровесница, а не исключено, что и младше.
Одно из двух: либо ты хорошо сохранился, либо неадекватно себя воспринимаешь.
Второе вероятнее.
Ну и пусть.
54. ГУЙ МЭЙ. Невеста (продолжение)
Даша отрабатывала свадебные заказы, которые набрала на месяц вперед, хотя другие, более важные и серьезные дела, требовали ее участия. Надо будет кого-то еще нанять специально для свадеб, думала она.
Сегодня самая тупая и черновая работа, книга «лав-стори», где можно было пофантазировать, уже сделана, теперь снимается непосредственно процесс: подъезд кортежа, шествие по лестнице к дверям, регистрация, торжественный выход, невесту осыпают цветами, а потом наиболее тяжелое: массовый жор, пой и ор, то есть свадебное застолье.
Подъехал белый лимузин, вышли жених с невестой. Жених был пузат, толстощек, лет за сорок. Невесте, наверное, восемнадцать, но умелые сарынские визажисты состарили ее, как могли (не нарочно, а стараясь, чтобы красивше). Подъехали и другие машины, высыпали и засуетились, загомонили родственники и близкие. Жених был на полголовы ниже невесты – возможно, из-за ее каблуков. Да еще высокая прическа с маленькой короной из желтой фольги добавляла роста. Все топтались, переминались, поправляли одежду, ждали, когда позовут. Наконец из дверей вышла служительница в парчовом платье с кистями, кто им только придумывает эти фасоны в стиле портьер позапрошлого века, и махнула рукой. Жених поднатужился, подцепил невесту под спину и под коленки, поднял на руки и гордо оглядывался: взял вес!
