Эти заботы отвлекали его от мыслей о Даше, которые стали уже болезненными, от желания увидеть ее немедленно, от нелепых планов, которые роились в его голове: то придумает подогнать к ее дому на Водокачке машину – в подарок, то присматривает обручальное, страшно дорогое кольцо, чтобы явиться с ним и упасть перед Дашей на колени.
Нельзя, надо терпеть.
С другой стороны, Павлу, конечно, было радостно, что его так прихватило. Сама сила чувства была доказательством того, что он все преодолеет, сумеет доказать ей, что никого лучшего ей в жизни не встретить – разве только после его смерти.
Беда не ходит одна, любовь тоже. Давно замечено, что у людей одного круга вдруг почти одновременно начинаются сплошные влюбленности, переживания, расстройства и другие горячечные явления – будто эпидемия охватила всех.
Егор тоже чувствовал себя влюбленным. Он знал это состояние, обычно у него оно было легким и плодотворным, Егор всегда удивлялся, что другие от этого мучаются. Впервые влюбившись в восьмом классе, он до конца школы даже не подходил к любимой девушке, ему хватало собственных ощущений, хватало удовольствия любить независимо от того, отвечают тебе взаимностью или нет. А сейчас вдобавок ему стали близки восточные духовные практики, учащие, что надо уметь не хотеть или хотеть легко, без напряжения, с готовностью отказаться. Не все желания причиняют страдания, а только глупые, неуправляемые, желать надо умеючи, правильно. Быть готовым к отступлению – не потому что ты пораженец и не веришь в свои силы, а потому что мир велик и ты всегда найдешь что-то другое, не хуже. Пусть не здесь и не сейчас, неважно. Говоря упрощенно, мифологическим ахейцам абсолютно ни к чему было с такими трудами и кровью завоевывать Трою. Надо было либо взять ее в спокойную осаду без всяких боевых действий, либо, если уж так чесалось, найти другую Трою, послабее. А что плененной Елены там не было – так мало ли на свете Елен?
На этот раз ему своя влюбленность не нравилась – ни удовольствия, ни приятных мыслей о себе, влюбленном. Ему хотелось видеть Дашу и понять, что она о нем думает. Он перебирает в памяти ее слова: остался какой-то осадок, от чего? Что она такого сказала? Или он становится мнительным? А мнительные могут соорудить целую историю из одного слова – и даже из такого слова, которое не было сказано, а послышалось.
Надо найти повод для встречи. Фотографии они обсудили, интервью тоже. Может, заказать ей еще какую-то работу? Например, у Егора давно была идея: перед спектаклем продавать в скромном оформлении и на недорогой бумаге брошюрки с текстом пьесы. Пусть зрители, вернувшись домой, прочтут то, что они видели. И может быть, захотят прийти еще раз, чтобы проверить впечатления. Но при чем тут фотографии? А при том, что обложки должны быть оригинальными. Даша не занимается оформлением книг? Но она оформляет какие-то альбомы, что-то когда-то рисовала, сама рассказывала.
Егор позвонил Даше. Она согласилась зайти через день, завтра у нее дела.
И Егор опять стал счастлив и спокоен – на ближайшее время.
Яна сходила с ума.
Когда прощались с Егором, он ничего не сказал.
И это самое лучшее.
Он вообще ничего не сказал.
Пили кофе, переговаривались, будто сто лет знакомы, будто муж и жена.
О пьесе опять, еще о чем-то.
Никаких признаний в любви.
Но и никаких: «Извини, это была ошибка, ты замечательная, но…»
Или: «Ты великолепная, но я дал себе слово, что никогда не женюсь».
Или: «Все было круто, при случае повторим?»
Или: «Черт, я почему-то не выспался».
Или: «Надеюсь, тебе понравилось?»
Или: «Понимаешь, я люблю другую, тебя тоже, но там у меня давно и прочно, давай постараемся больше не встречаться».
Ничего этого не было.
Было просто утро. Пили кофе. Не в тесной кухне, как пьют кофе обычные люди, а в гостиной. Кухни у него вообще нет, какой-то закуток с плитой, отгороженный ширмой. «Я почти не ем дома, а по мелочи приготовить – мне хватает».
В гостиной по периметру – книжные шкафы. Под старину, а может, и старинные. Он сказал – «в колониальном стиле».
Еще в гостиной кресла, тоже под старину, диван, журнальный столик, он же чайный и кофейный, огромная панель телевизора на стене. Какие-то абстрактные картины. Красиво, очень красиво, но не совсем уютно. Когда она будет там жить, она многое переделает. Шкафы не тронет, мебель тоже, а вот на окна что-то нужно, они голые. Яна знает, что это модно, но все равно неприятно – будто любой может заглянуть, хотя окна и выходят на глухую заднюю стену какого-то здания. И во дворе голо. Это тоже плохо, можно же посадить деревья, они за три года дорастут до окон.
Перестань, не мечтай об этом, ты не будешь там жить. Никогда.
А почему? Я что, не красивая, не стройная, не умная? Я вполне его достойна. Я все понимаю, что он говорит, я умею слушать. И мне удалось сказать что-то неглупое.
Он гений, но я тоже ничего себе.
Я была великолепна.
Мечта, сказка, пучина эротики.
Я была дура. Я была дура-дурой. Я была провинциальной дурой, он разочаровался, поэтому и промолчал, чтобы не обидеть.
Он молчал потому, что боялся проговориться. Боялся выдать свои чувства.
Никаких чувств у него нет. Он пригласил меня, как девушку по вызову, технично обработал, получил удовольствие – причем даром. И все. И больше ничего.
Но он так смотрел, как он смотрел, блин, как он смотрел ночью в глаза – будто я была единственной и последней его женщиной.
Ерунда. Он изучал. Он сравнивал меня с кем-то. С этой Дашей? Да я убью ее, просто убью, не морально, а так, как обычно убивают – ножом, кирпичом, под машину толкну. Или зазвать в кафе «Мукомольня», там действительно была когда-то мельница, внутри очень смешно: к стенам прилепились металлические балкончики, на каждом помещается столик на два человека, а к балкончикам ведут крутые лестницы. Если упасть с верхнего, который под потолком, можно запросто разбиться. Приглашаю ее туда и незаметно сталкиваю. Вообще неясно, как там никто еще не упал до смерти. Сталкиваю. Она падает. Он горюет, я выжидаю время и прихожу к нему. Он понимает, что лучше девушки в Сарынске нет. Потом они переедут в Москву. Загородный дом. Бассейн. Серебристая машина. Двое детей. По утрам бег, она в отличной форме. Вечер, гости, знаменитые артисты. Длинное платье, голые руки и плечи, высокие каблуки. Покачивая бедрами. Все оборачиваются и смотрят. «Однако, ему повезло. Сколько ей? А выглядит на восемнадцать». Подходит какой-то лохматый тип с кольцом в носу. Говорит – бла-бла-бла (по-английски). Я ему тоже – бла-бла-бла. По-английски, свободно.
Нет, с ней надо подружиться. Надо узнать, какие у них отношения. Узнать, чего она от него хочет. Вообще-то она мне, как ни странно, нравится. Может потому, что она ему нравится? Тогда почему бы не договориться и не пожить втроем? Я не в претензии.
