– Мне не жалко! – Вадик навел фотоаппарат и щелкнул.
– Надо было мне не до конца засыпать, чтобы ты меня в процессе снял. Ладно, я еще чего-нибудь засыплю.
– А зачем тебе это? – спросил Вадик.
Ваучер хитро подмигнул ему:
– Мы с тобой знаем, зачем!
А Акупация, зашедшая в магазин, спросила скучающую Шуру:
– Чего это у тебя нет никого?
– Сама удивляюсь. Читыркина и Микишина с утра зашли только, а мужиков совсем никого. Боятся, что подумают, будто за водкой.
– А зачем им еще сюда ходить?
– Поэтому и не ходят.
В самом деле, мужики в магазин не заглядывали: из дома на работу, с работы – домой. Впрочем, некоторые и раньше так жили: например, вполне положительный парень Колька Клюев.
11
Положительный парень Колька Клюев забежал домой выпить чаю и предупредил Дашу:
– В Полынск хочу съездить, Володька просил привезти кое-что. Совсем там осесть собирается, похоже.
Даша на эти простые слова отозвалась неожиданно горячо:
– Никаких Полынсков, никаких Володек! – и положила перед Колькой густо исписанный тетрадный лист. Колька начал читать вслух:
– «Домашняя работа. Перекрыл сарай, вырыл новый колодец, привез, напилил и нарубил дров, помог жене стирать белье... Личное поведение: ни разу не выпил, бросил курить, играл с детьми, ни разу не нагрубил жене...» Это про кого? – поднял он глаза на Дашу.
– Про тебя.
– Не понял! А когда я это всё сделал?
– Сделаешь. А мы везде галочки поставим. Надо, Коля, по-умному, чтобы всё было на бумаге. И пускай проверяют. Нам эти деньги очень нужны!
– А почему только про меня? Ты себе тоже план составь!
– А я и так за троих работаю, каждый знает!
Колька был в замешательстве:
– Нет, но... Я постараюсь, конечно... Но – «бросил курить», это ты слишком! Я еще не бросил!
– Бросишь, Коля.
– Не курить, не пить... К другу съездить нельзя... Это же не жить получается!
– Коля, это же не навсегда! – успокоила Даша.
– Еще бы навсегда! Я бы тогда повесился!
– Потерпи, родненький. Другие же терпят.
12
Другие терпят, это правда.
И эта мысль не давала покоя Вере Мурзиной.
– Вон все как стараются, – хмуро говорила она. – А толку? Своим дадут, кто к начальству ближе!
– А я что, далеко? – с достоинством отозвался Мурзин. – На мне всё электричество! Они без любого могут обойтись, а без меня нет!
– Зато у Суриковых двое детей, у Куропатова и Клюева тоже дети. А мы бездетные с тобой. Нет, я чувствую, обойдут нас.
Вера смотрела телевизор, думала. И телевизор навел ее на мысль:
– Саш, ты передачу про этих самых последних героев смотрел?
– Ну?
– Вспомни, как они сразу начинают друг другу гадить. Ну, то есть не то чтобы гадить, а просто – условия игры. Как бы понарошку. То одного вышибут, то другого.
– Ну? – Мурзин не мог понять, какая связь между игрой в телевизоре и настоящей жизнью в Анисовке.
– Вышибить кого-то надо! – объяснила Вера. – Вот смотри: идем мы к Куропатовым по-соседски посидеть. Немножко выпьем. А Михаил, он чего не любит, когда выпьет?
– Всё он любит, когда выпьет.
– Я серьезно.
– Ну, не любит, если еще не нальют.
Вера махнула рукой: с тобой говорить!
– А я вот помню, он не любит, когда говорят, что у него брат в тюрьме. Злится и буянить начинает.
– Может и в рыльник заехать, – согласился Мурзин.
– Вот! И получится у него крупный факт в смысле личного поведения. Я еще Синицыной по пути стукну, чтобы наготове была, наблюдала. И все, и Куропатовых из соревнования вышибут!
Мурзин встал перед ней и расправил грудь:
– Вера, ты что? Ты чего мне предлагаешь? Мне Миша – как брат!
– Дело твое. Пять тысяч, конечно, деньги пустяковые. И, кстати, один будешь ночью спать.
– Ну и зараза ты!.. Кто тебе вообще сказал про пять тысяч?
– Здравствуйте! Ты и сказал.
– Нет! – отрезал Мурзин. – Даже не уговари-вай меня! Даже не подходи и глазки не строй! Запомни раз и навсегда: Мурзин на подлость не способен!
13
Способен Мурзин на подлость или нет, узнаем чуть позже, пока же наведаемся в мастерские, где ударно трудится Микишин, а Нестеров пришел к нему с разговором насчет дома Виталия Ступина. Виталий уехал, похоже, навсегда, дом не продал, но сказал уважаемому им Микишину, что, если, дескать, объявится покупатель, он уполномочивает Микишина действовать от его имени. Ну, как действовать: оговоренный аванс взять, а формальности можно потом уладить. Нестеров узнал об этом, вот и пришел потолковать. Но Микишину было не до этой темы.
– Некогда мне сейчас.
– А я и не говорю, что сейчас. Вечером.
– И вечером не могу. Короче, пока не могу.
– Тоже в конкурсе участвуете? – догадался Нестеров. – Разве это-то как помешает?
– Запросто! Вот продам я дом, получу деньги. И сразу скажут: зачем Микишину еще что-то давать, у него и так есть! И с Виталием надо связаться, может, он передумал. Короче: потом!
А Мурзин и Вера все-таки пошли вечерком к Куропатовым (улестила Вера чем-то мужа). Принесли выпить. Вера сидит очень общительная и оживленная, а Мурзин, напротив, ест плохо, пьет мало, и его даже не веселят воспоминания Куропатова о детстве, в которые он вдруг ударился:
– А помнишь, Саш, мы к Хали-Гали в огород залезли, у него дыни поспели тогда, схватили, бежим, он за нами, мы в речку, я-то бросил дыни-то, а ты-то не бросил, сам плывешь, а их толкаешь, я кричу: «Брось! Брось!» А ты нет.
– Еще по рюмочке? – предложила Вера.
– А не много будет? – засомневалась Лидия Куропатова.
– Так мы же культурно. Не сомневайся, Лида!
– За наше счастливое детство! – поднял стакан Куропатов.
Он выпивает, закусывает, настроение у него отличное, а Вера пихает Мурзина под столом: что ж ты, мол, начинать пора!
И Мурзин с трудом начал.
– Да, дыни... Помню. Может, ты хочешь сказать, я жадный?
– Зачем? – удивился Куропатов. – Азартный – это да. Жадным ты никогда не был.
Мурзин умолк. Долго думал. Завел заново:
– А скажи, Миша, вот брат твой...
Куропатов тут же насторожился:
