– Да ничего, – Нестеров удивлялся вызову в ее голосе. – Странная ты. Я тебя не в ресторан или... я не знаю... не куда-то там еще зову.
– А мог бы! – очень тихо сказала Наташа и прижала подушку к лицу.
– Просто – погулять, – продолжил Нестеров. – Почему нет? Какие-то особенные деревенские принципы? Соседи, да? Могут что-нибудь подумать?
– Мне всё равно, что они подумают.
– Тогда почему не прогуляться? Покажешь мне окрестности.
Нина, видя боковым зрением умирающую от смеха Наташу, сказала:
– Прогуляемся, если хотите. Не сейчас. Завтра.
– Очень занята?
– Ну, просто... Я не одна.
– А... Ну, извини.
И Нестеров, не получив подтверждения силы, пошел прочь.
20
Нестеров пошел прочь. Наташа сползла с дивана на пол. Нина тоже готова была рассмеяться. Тут появился грустный Вадик.
– А у меня фотоаппарат сперли, – пожаловал– ся он. – Черт, обидно! И снято уже много было...
– Ты же криминалист, должен найти.
– Неудобно как-то. Ну, то есть когда чужую вещь ищешь, тогда понятно. А тут своя. Напишу объявление и повешу на администрации – вроде того потерял, верните за вознаграждение. Тут же всё равно никому продать нельзя. Вернут, как ты думаешь?
– Хороший ты человек, Вадик, – оценила Нина мысли Вадика.
Вадик усмехнулся, не считая это достоинством.
– Это я знаю. Я зайду?
– Через окно?
– А какая разница?
Вадик полез, но тут погас свет. От неожиданности Вадик сорвался, упал. Лежа на земле, сказал обиженно:
– Ты чего? Я же просто так...
Нина была ни при чем: свет погас везде.
Хлопали двери, перекликались раздраженные голоса. Залаяли собаки. Выделился голос Льва Ильича Шарова:
– Мурзин! Мурзин, быстро принимай меры!
Но света не было еще долго.
А когда он появился естественным путем, то есть с помощью восхода солнца, к Нестерову пришел донельзя раздраженный Лев Ильич.
– Всё, извините! Надо выполнять обещание! В форме вы или нет, а придется! Уже до чего дошло: футбол вчера отрезали! Вредить друг другу начинают, чтобы соревнование выиграть! Которого нет! Даже счет никто не знает...
– Два – один.
– Проиграли?
– Выиграли.
– Тьфу ты, паразитство! – еще больше расстроился Лев Ильич. – В кои-то веки выиграли, и то не посмотрел! Короче, собираю людей – и действуйте!
– А почему бы вам просто не объяснить: так и так, вас ввели в заблуждение?
– Не верят! Хоть им кол на голове теши – не верят! Менталитет у нас тут такой, понимаешь! Если что начальство говорит – понимай наоборот!
– Занятно. И кто виноват? Начальство или люди?
– И те и другие. А начальство тоже люди, между прочим!
– Ладно. Только учтите, это будет не сеанс, я просто попробую разъяснить.
– Пробуйте. А мы подключимся. Сейчас объявление повешу.
21
Лев Ильич повесил объявление о собрании, не обозначив темы, поэтому сошлись все, думая, что будут подводить итоги «гонки на выживаемость» и раздавать призы.
Но братья Шаровы, сидевшие в президиуме, даже не сказали вступительного слова, сразу выпустили Нестерова.
Нестерову было странно и немного смешно. Но зато он не боялся, потому что на этот раз не предстояло выполнять лечебно-оздоровительных функций.
Однако, как только он вышел на сцену, Синицына тут же начала крутить головой. Да и некоторых других стало слегка покачивать.
– Зоя Павловна! – укоризненно сказал Нестеров. – Вы что это?
– Уже действует, – призналась Синицына.
– Что на вас действует, если я ничего не делаю?
Синицына растерялась:
– Не знаю...
– Никакого сеанса не будет! Меня просто попросили сказать, что вышла ошибка. Считают, что объявлен какой-то конкурс. И будто бы в жюри даже я. Даю вам честное слово: я про это даже не слышал! И Вадика туда записали, а он тоже ни сном ни духом, как говорится!
– Фотоаппарат у меня взяли! – крикнул Вадик. – Я не обвиняю никого, но у меня это профессиональная вещь, имейте совесть!
– И Зою Павловну присоединили тоже, – продолжал Нестеров.
– А я и не отказываюсь!
– От чего не отказываешься, Зоя Павловна? – спросил ее Андрей Ильич. – Тебе разве кто задание давал? Скажи прямо! Не давал!
– Она без всякого задания головой крутит. Всю жизнь! – крикнула Липкина.
В зале послышался ропот.
Лев Ильич встал и поднял руку:
– Тихо! Александр Юрьевич говорит вам чистую правду! И кто это придумал вообще? Деньгами награждать – за что?
– А Желтякова за что наградили? – спросила Савичева.
– Это единичный случай!
Вскочила Вера Мурзина:
– А мы и не говорим, что всем! Кто выпивал и в драку лез, как некоторые, этих снять без разговоров! А дать тем, у кого никаких замечаний!
– Ага. И кто вообще неделю назад приехал, – сказала в ее адрес Сущева.
– Я неделю, может, живу, но честно! А кто-то, может, или всю жизнь в навозе пьяный валялся, или ведет себя...
И вдруг ее голос исчез вместе с нею самой. Дело в том, что Мурзин резко дернул ее за руку, и она плюхнулась на место.
– Ты чего?
– Сиди! – приказал ей Мурзин с небывалой строгостью.
– Саша...
– Сиди и молчи, я сказал! Позоришь меня...
– Тихо! О чем шумим, всё вам объяснили же! – кричал Андрей Ильич.
Липкина, подняв руку, встала и горячо заявила:
– Прошу слова! Говорю как сельская интеллигентка. Как заслуженная учительница Российской Федерации. Андрей Ильич, Лев Ильич! Вы народу мозги не пудрите! Я педагогом сорок пять лет была и знаю: если человек старался, надо его отметить! Вот и всё!
– Кого отметить, вот вопрос! – подала голос Даша.
– А то получится – зря старались? – поддержал жену Колька.
– Кто старался, а кто вообще мучился! – поправил Савичев.
Поднялся невообразимый шум. Братья Шаровы что-то кричали, их никто не слушал. Нестеров торчал посреди сцены. Было ощущение, что люди обращаются именно к нему.
Он поднял руку.
Постепенно все умолкли.
Нестеров, оглянувшись на начальство, сказал:
– Мы тут посоветовались. Действительно, раз уж вышло недоразумение, надо его как-то ликвидировать. Но кого-то выделить нельзя, потому что все жили фактически хорошо и правильно. Поэтому мы решили: каждому к зарплате и пенсии выдать по сто рублей!
