– Вы посмотрите, – рассмеялась женщина в резиновых
сапогах, – девчонка как будто действительно ничего не ела!
И все остальные рассмеялись ей в ответ. И Оля тоже.
12
– Актриса знает, что меня перевели в надзорную? –
спросила Маруся у девушки с хвостом. Каждое утро, сделав гимнастику, девушка
приходила к Марусе читать ей вслух.
– Знает, – как всегда, отвечая, девушка взмахнула
перетянутыми резинкой волосами.
– А чего не приходит? Скажи ей, что здесь
камеры, – настаивала Маруся.
– У нее свои камеры, – девушка взмахнула головой.
– Но здесь-то настоящие! – Маруся обвела палату
рукой.
– И у нее теперь настоящие.
– Да ладно? – обрадовалась Маруся. –
Выписалась?
– Перевелась в надзорную. Начинаем читать.
Она села на стульчик, открыла книгу и взмахнула хвостом.
Это была книга «Унесенные ветром».
Маруся слушала и ела конфеты «Грильяж в шоколаде».
К тому моменту, когда наступало время девушки ежедневного
обзвона родственников, вся кровать Маруси была в конфетных обертках.
Девушка закрыла книгу, мечтательно улыбнулась, подошла к
Марусе, развернула конфету и, как обычно, не замечая бардака на Марусиной
кровати, отнесла фантик в мусорный ящик в ванную комнату.
– Я пойду позвоню родным, – сказала девушка.
– Вали, – кивнула Маруся.
Дверь за ней захлопнулась, Маруся вздохнула. Обвела взглядом
потолок, пытаясь понять, где именно установлены камеры.
Поковырялась в носу.
Изобразила жующего орангутанга.
Потом заплакала.
Дверь распахнулась, появилась нянечка с капельницей.
– Ну, что ты, деточка, – проговорила
нянечка, – сейчас тебя полечим, полегче станет.
После капельницы Марусе прислали новый спортивный костюм.
– Нравится? – спросила завхоз. – Я подумала,
что голубой к твоим глазам хорошо будет, нравится?
Маруся критически посмотрела на себя в зеркало. Костюм
действительно был не плох.
– Сойдет, – сказала Маруся. – У вас тут кто
Байер?
– Может, тебе еще чего-нибудь надо?
– Надо. Ремень из крокодила, Гуччи. И сумку «Hermes», а
то к врачу неприлично ходить. И, кстати, бриллиантов от Граф не помешает.
– Все?
– Все.
– Ну, я пошла? Или действительно новую пижамку хочешь?
– Не хочу.
– Ну, пока.
Маруся наблюдала в окно за девушкой с хвостом.
Она всегда гуляла после обеда.
Она хлопала землю ладошкой и говорила: «Здравствуй, земля».
Она каждый день так здоровалась.
Иногда земля ей отвечала сразу, иногда нет. Тогда надо было
хлопнуть несколько раз.
– А как она тебе отвечает? Словами? – спросила
Маруся.
– Конечно нет. – Девушка посмотрела на нее как на
сумасшедшую. – Она отвечает мне теплом.
На ужин была пицца, Маруся заказала «Маргариту» с острыми
колбасками.
Откусила один раз и есть не стала.
Потребовала десерт.
Съела три куска торта «Наполеон».
Пришла девушка с хвостом. Принесла фильм Висконти «Семейный
портрет в интерьере».
– Я каждый день в 20.00 смотрю классику. А сегодня,
если хочешь, посмотрю вместе с тобой.
Телевизор висел на стене как раз напротив Марусиной кровати.
Телевизор как телевизор не работал. Можно было смотреть
только диски. Диски надо было брать в библиотеке или заказывать. Все, что
угодно. Музыка, фильмы, клипы, виды природы. Правда, у Маруси было еще радио. Но
какой идиот будет слушать радио?
Марусе было разрешено смотреть только то, что смотрит
девушка с хвостом.
То, что понравилось бы ее матери. Не премьера нового
американского фильма, а что-нибудь допотопное. Может быть, даже черно-белое. А
может быть, даже какой-нибудь спектакль. А еще лучше – на спектакль сходить.
Целую неделю готовиться. Каждый день спрашивать своего мужа (который нагло
пятнадцать лет утверждал, что он – ее отец): «Я надеюсь, ты помнишь, что в
субботу мы идем в театр?» Звонить своим немногочисленным подружкам и говорить
по-деловому: «Мы в субботу – в театре ». И обсуждать за ужином, где еще были
заняты те актеры, которые играют в субботу. И вспоминать, какие они были
молодые. И где играли. И сколько у них детей. А если актеры не молодые, то
придумывать, на кого они похожи. На Максакову в юности? А! На Терехову в
молодости! Нет, ну что ты – до Вертинской ей далеко.
А в субботу вечером счастливыми прийти домой и снять платье,
которое, оказывается, очень даже «ничего смотрелось», несмотря на то что было
куплено десять лет назад. И думать при этом, что отлично провели время.
И не подозревать, что бывает что-то другое.
Что можно сесть в собственный самолет и полететь в Лондон на
день рождения приятельницы. И там же немного пробежаться по магазинам. А оттуда
полететь на Мальдивы, чтобы подзагореть, и не ходить не модного зеленого цвета.
А ходить модного. Розового. В духе времени. Цвета евро. А на обратном пути,
если уж так хочется, в том же Лондоне заглянуть на премьеру нового мюзикла. И
встретить там знакомых со всего света, которые приехали сюда специально, чтобы
на вас посмотреть. Ну, и на премьеру.
Вот это – жизнь! Жизнь, которую открыл Марусе ее папа. И в
которую ее мама просто не вписывается. Что бы она о себе ни думала.
– Тебе понравилось? – спросила девушка с хвостом,
выключая телевизор.
– А тебе?
– Да. Это один из моих любимых фильмов.
– А я знаешь, про что люблю? Про любовь. Только про
современную.
– А разве любовь бывает современной и несовременной?
– Конечно. Как шмотки. Или винтажные, или последней
коллекции.
– И что такое любовь последней коллекции?
– Это полная противоположность любви винтажной.
Отсутствуют: охи и ахи, долгие гуляния под луной до первого поцелуя,
обязательства после него, и никаких планов на свадьбу.
– И ты так любила?
– Не однажды. А ты?
– А я хочу любить только однажды. И навсегда.
– Да? А где ты хочешь его встретить? Девушка с хвостом
съела конфету и отнесла обертку в мусор.
– Может быть, здесь? – усмехнулась Маруся.
А может быть, любовь – это гораздо больше, чем ты думаешь? –
улыбнулась девушка. – Может быть, мой каждый день здесь, где я
счастлива, – это любовь. И то, что я встретила тебя, – это тоже
любовь. И то, что я вообще существую…
