– Ладно, ладно, – перебила Маруся, – тогда
давай поговорим о сексе. Ты к сексу как относишься?
– Спокойной ночи. – Девушка направилась к
двери. – Завтра в семь утра у меня зарядка, не хочешь принять участие?
– Пока нет. – Маруся прыгнула на кровать, и
кровать неожиданно заскрипела.
– Тогда я зайду к тебе после завтрака.
– После завтрака меня здесь не будет! – закричала
Маруся. – Я ухожу! Ухожу на волю!
В дверях появилась нянечка.
– Все-все-все, – улыбнулась ей Маруся. – Я
уже вернулась. Спокойной ночи.
13
Ангелина Петровна доброжелательно улыбалась юной Володиной
жене, слушая ее и иногда делая пометки золотой – восемнадцатикаратное золото –
увесистой ручкой.
Кроме них двоих в кабинете еще была низкорослая, с темной
кожей, темными волосами и черными пронзительными глазами малазийка. Светлым у
нее был только передник, одетый на темное форменное платье. Сложным было не
определение ее национальности, сложным, а скорее невозможным было определение
ее возраста. Догадки строились между границами раннего девичества и поздней
зрелости.
– Постоянно матерится,– виновато улыбнулась Володина
жена, – просто постоянно. Приходят гости, а она им: «Fuck you, fricks! If
you want to be ok kiss my pennis every day! If you want to be all right, fuck
your boyfriend everynight! Felch off! Fuck you bitch forever!» Позор.
Типичный психиатрический синдром «местного колорита».
Встречается, кстати, только в Малайзии. Называется «латах». Вызван сильным
испугом или…
– Да я и не знаю, чего она испугалась! Мой Володя
просто выплюнул курицу, которую она подала на стол. Обычно она очень вкусно
готовит…
– Ну, видите… Психика – это лабиринт, а в лабиринте
всегда есть тупики. Но ничего, острое состояние мы снимем дня через два, три, и
можете забирать ее домой.
– Володя так нервничает. Мы ее, в общем-то, любим, ее в
доме и не видно и не слышно…
– А теперь слышно, – улыбнулась Ангелина Петровна.
– И она еще все повторяет. Что ей скажешь, все
повторяет. И ругается. Ужас.
– Три дня.
– Мы без нее не сможем. Мы уже привыкли. И Володя так
нервничает. Знаете, он однажды йоркширского терьера так напугал, что тот умер
от разрыва сердца…
– Ваша домработница не умрет. Пойдемте, я покажу вам ее
палату.
Ангелина Петровна встала, профессионально улыбнулась
малазийке.
– Fuck you, fricks! Fuck you, bitch, my father fuck
you, mam, and you, full shit! – прокричала темноволосая женщина, вставая.
В коридоре Ангелина Петровна перепоручила их медсестре, дав
указания поместить в большую надзорную, переведя из нее Марусю.
Вернувшись в кабинет, она вызвала к себе доктора Константина
Сергеевича.
– Я была права? – спросила она, как только доктор
появился в дверях.
Он виновато остановился.
– Садитесь, садитесь. С вашим-то опытом…
– Кто бы мог подумать?
– Послушайте, даже я, психически устойчивый человек, не
могла не обратить внимание на ваш галстук…
Доктор пожал плечами и возвел руки к небу. Небом в кабинете
главврача психиатрического отделения был идеально белый, без всяких подтеков,
потолок.
– Он решил, что ваш галстук – это знак того, что его
публично повесят и сделают из его казни яркое шоу…
– Простите, Ангелина Петровна, давно, видимо, никаких
ЧП не было, не знаю, как я мог…
– И это после того, как я сказала его жене Ирине, что
острое состояние прошло, и они даже могут пойти погулять…
– Ангелина Петровна, казните!
– Казнила бы. Но, боюсь, ярким это шоу не сделать…
Ладно. Что у нас с шестой палатой?
– Без изменений. Комментирующие вербальные
галлюцинации. Устроила ей ваша Маруся, конечно…
– Ее имя Оля. И она не моя, а наша.
– Но, честное слово, Маруся ей больше подходит.
– Вернемся к шестой палате.
Больше всего ее беспокоит то, что голоса комментируют ее
действия даже в туалете. Она жалуется, что устала, что они ей надоели, что они
бесцеремонны и долго этого не выдержит.
– Аминазин внутривенно?
[1]
– Да, по схеме.
– Хорошо. Идите. И постарайтесь в следующий раз не
прийти на работу в красных ботинках.
– Лучше уж я босиком приду…
– Лучше уж совсем не приходите.
Ее лицо разгладилось, когда она увидела номер звонившего ей
телефона. Глаза потеплели и стали похожи на глаза животного. Крупного и,
возможно, рогатого.
– Я оказался в ужасной истории, – скороговоркой
произнес Аркаша в трубку.
– Что такое, котенок?
– Я сбил девушку.
– Что? – Ангелина Петровна не щелкнула зажигалкой,
которую уже поднесла к своему длинному мундштуку.
– Я сбил девушку! – закричал Аркаша.
– Какую?
– Какую? Откуда я знаю какую? Обычную девушку, молодую
совсем! Что мне делать?
– Молодую девушку? – Ангелина Петровна все-таки
щелкнула зажигалкой. – И где она сейчас?
– У меня в машине! Черт!
– Значит, у тебя в машине молодая девушка, а ты звонишь
и орешь…
– Ты сумасшедшая? Ты что, не понимаешь? Я выпил с утра
два персиковых белини!
– С кем?
– Какая разница!
– Типичная парциализация мышления. У меня был такой
пациент. Он думал всеми частями тела: когда работал – руками, когда бежал –
ногами, когда с неприятными людьми разговаривал – задницей…
– Зачем мне это все слушать? – Аркаша был очень
возбужден. Его голос порою переходил на визг.
– Затем, что когда он думал о девушках, он думал тем
же, чем ты.
– Ты ненормальная! Я сбил ее! Просто сбил, понимаешь?
Ничего больше!
– Просто сбил? – уточнила Ангелина Петровна с
явным облегчением.
– Да! Я ее даже не знаю!
– И что ты собираешься делать?
– Я не могу везти ее в больницу, я выпил, ты слышала? У
нее кровь, все лицо в крови, ты можешь мне помочь?
– Боже, Аркаша, зачем ты пьешь по утрам?
– Ты собираешься мне помогать? – голос в трубке
захлебнулся в собственном крике, и Ангелина Петровна поспешила успокоить его.
