Через несколько дней, когда Дедушка приехал, он все ей
объяснил. Он сказал:
– Слава богу! А то я уже думал, что ты не здорова.
И еще сказал:
– Поздравляю! Ты стала девушкой.
И еще он объяснил, что такое будет происходить с ней раз в
месяц. И научил пользоваться разными специальными штуками, чтобы не портить
полотенца. Он очень хорошо тогда ей объяснил. И когда они засыпали, Оля с
гордостью и с сознанием собственной важности, шепотом, чтобы его не разбудить,
повторяла эти слова:
– Поздравляю! Ты стала девушкой!
18
Мне можно называть тебя Олей? – спросил доктор.
– Называйте хоть горшком, только в печь не кладите.
– Как ты себя чувствуешь? Жалобы есть?
Маруся расхохоталась.
– Как вы думаете, есть жалобы у устрицы, когда ее
выковыривают из раковины? Жалуется она на то, что нож слишком острый?
Доктор посмотрел на Марусю профессионально долго и мягко.
– Расскажи мне об этом человеке, – попросил он.
– О каком?
– О том человеке, в доме которого ты жила восемь лет.
– О моем мнимом отце? Я жила у него все семнадцать.
– О нем. Расскажи мне о нем, о себе, обо всем, что тебе
хочется рассказать.
– Когда я была маленькая, моя мама покупала дорогой
чай, знаете, вкусный такой, он пах земляникой и медом, и прятала его в шкаф. Он
был у нас для гостей. Понимаете, я могла его пить, только когда у нас гости.
– Понимаю, – кивнул доктор. – А ты просила
его у мамы?
– Да просить было бесполезно, денег-то много не было.
Все самое лучшее пряталось для гостей. Чтобы перед гостями не стыдно было. А
потом она говорила мне, что деньги – это плохо, что они меня портят. Что ей за
меня стыдно. То есть деньги – это стыдно, а чай дорогой для гостей – это не
стыдно.
– Оля, когда ты говоришь «моя мама» – это ты кого
имеешь в виду?
– Когда я говорю «моя мама», я обычно имею в виду мою
маму, а вы когда говорите «мама», имеете в виду свою подушку? Или асфальтовый
каток?
– Расскажи мне об отце.
– О настоящем или не настоящем?
– О каком ты хочешь?
– Лучше о настоящем. Он очень большая шишка. Его зовут
Афанасий Котинский. Знаете такого?
– Нет.
– Он вообще олигарх, у него самолет собственный. Дайте
мне телефон, я ему позвоню! – Маруся уже кричала.
Доктор встал.
– Дайте мне телефон!
– Я зайду к тебе завтра.
– Дайте мне телефон! – Маруся схватила подушку,
хотела швырнуть ее доктору вдогонку, но передумала. Со всей силы ударила ею по
кровати. Несколько раз. И показала язык закрытой двери, и растянула в стороны
уши, и даже проблеяла. И расплакалась.
Когда все это закончится?
– Играем в «Монополию»! – донеслось из холла.
В дверь заглянула девушка с хвостом. Ее глаза блестели, рот
улыбался.
– Быстрей! Ты идешь?
– Нет, – Маруся махнула головой.
– Почему? – удивилась девушка и даже замерла на
секунду от изумления.
– Не хочу.
– Ну, ладно, я пойду. – Она убежала, довольная и
нетерпеливая.
Маруся щелкнула выключателем телевизора.
Если бы папа думал, что я пропала, что со мной что-то
случилось, мой портрет был бы по всем программам. С обещанным вознаграждением.
А ничего такого нет. Значит, либо он не знает… Либо это его работа. Но зачем?
Маруся сгребла полную охапку конфет «Грильяж» в карман и
пошла к актрисе.
Постучав в дверь, она не дождалась ответа. Актриса
неподвижно лежала на кровати. С закрытыми глазами.
– Это я, – сказала Маруся.
Актриса не шевельнулась.
Маруся села на краешек ее кровати. Достала конфету, положила
ее под ее ладонь. Рука была напряжена.
– Я принесла вам конфету. «Грильяж». Мои любимые.
Они помолчали, Маруся посмотрела в окно.
Деревья, и листья на них, и воздух за окном застыли так же,
как эта безмолвная фигура на белой, аккуратно застеленной кровати.
– Здорово вы придумали, – сказала Маруся. И
одобряюще улыбнулась. Хоть актриса ее и не видела. Она оставляла свои глаза
закрытыми.
Подождала минутку, словно дала ей время ответить. Мысленно.
– Когда глаза закрыты, то они не моргают, –
произнесла Маруся. Понимающе. М очень нежно.
– И о чем тут тогда говорить, правда? – Маруся
подумала, может быть, развернуть конфетку и вложить ее, развернутую, актрисе в
руку? Или, может быть, в рот?
Не стала.
– На улице тоже ничего не происходит, – произнесла
Маруся, – ив холле. Правда, они собрались в «Монополию» играть.
Писательница, наверное, фруктовые сады скупает…
Маруся снова сделала паузу, чтобы дать возможность актрисе
мысленно улыбнуться.
– Только без вас всем скучно. Все вас ждут. Все, –
повторила Маруся. – Даже эта смешная медсестра в реперской шапочке. Вы,
наверное, ее помните. Вам бы эта шапочка очень пошла. Вы бы просто отлично в
ней выглядели…
Маруся даже не увидела, а почувствовала, что дверь слегка
приоткрылась, она обернулась, та самая медсестра в черной крупной резинкой
вязанной шапке, которая так необычно сочеталась с ее больничным халатом,
кивнула ей, и Маруся ответила ей понимающим жестом руки.
Дверь прикрылась.
– Ну, я пойду, – сказала Маруся. И послушала
тишину. – Рада была вас видеть. Я еще позже зайду.
Она встала и, ласково улыбнувшись, кивнула актрисе. Выложила
на тумбочку все конфеты, что были у нее в кармане.
– Дайте мне телефон, – попросила Маруся медсестру
в шапочке.
– Не положено, – сказала медсестра. – Для вас
нужно специальное разрешение доктора.
– Я хочу папе позвонить, – сказала Маруся очень
жалостливо.
– Какой он тебе папа, бедняжка, – черная шапочка
сочувственно качнулась.
– В каком смысле? – не поняла Маруся.
– Ох, пройдет время, все станет на свои места. Жизнь,
она длинная. Все будет хорошо.
Марусе захотелось угостить медсестру конфетой. Но карманы
оказались пусты. Поэтому она только улыбнулась.
19
Девушка перезвонила довольно быстро. И продиктовала Оле
адрес.
