– Да, двадцать первый «Москвич», как сейчас помню –
крутая по тем временам машина.
Они чокнулись. Выпили. Одновременно схватились за бутылку,
одновременно отпустили свои руки.
– Я налью, – сказала Марусина мать.
– А чего же ты за него не вышла? – спросила
Маруся.
– Не любила, вот и не вышла.
– А отца моего? Любила?
– Думала, что любила… пока… папу… то есть, – она
запнулась, – Сашу не встретила… А как встретила – сразу все поняла. И он
понял. – Она улыбалась и смотрела на Марусю добрыми счастливыми глазами.
– Потом узнала, что беременна… тобой… – Они снова
чокнулись. – Думала, он меня бросит… Нет. Сказал, чтобы я сама решала. А
что я решу – он примет.
Маруся смотрела то на мать, то на виски. Почему так хорошо?
– А почему у вас потом своих детей не было? –
спросила Маруся мать так, словно это и не мать ее была. А просто приятельница
из соседнего подъезда.
Еще совсем недавно Маруся по-хорошему завидовала подругам, у
которых дома были и братья и сестры.
– Сначала хотели тебя на ноги поставить… Я ведь долго к
нему цеплялась, чуть что, сразу: «Конечно, это ведь не твоя родная дочь»… Вот
он и доказывал… Да не доказывал, наверное… а любил тебя…
Маруся подумала, что вот так заканчивается детство. Когда
твоя родная мать признает, что ты имеешь право пить виски и слушать про жизнь.
И чувствовать себя взрослой было Марусе так приятно!
– А потом не получалось как-то… – продолжала
мать, – а теперь уже… Не до того! – Она улыбнулась немного загадочно,
немного виновато.
– Не до чего? – спросила Маруся нарочито громко и
вызывающе улыбаясь. – Не до секса?
– Ну, с сексом он, слава богу, успокоился, – тоже
улыбнулась мать.
– Что значит «слава богу»? – возмутилась
Маруся. – Ив каком это смысле «успокоился»? Все? – Она
многозначительно посмотрела на нее.
– Да нет… – смутилась мать, – просто… как-то он
спокойней стал к этой теме.
– А ты? – спросила Маруся. – А ты-то что?
– А я что? – не поняла мать.
– Ну ты-то! Молодая еще! Только о сексе и думать!
– Да ладно! – Мать махнула рукой. – Он отстал
от меня наконец-то, так не надо притворяться, что голова болит или устала
слишком. Знаешь, намного лучше стало.
– Мам? – спросила Маруся через небольшую паузу. За
это время они обе еще сделали по глотку.
– Что?
– А оргазм? Он же жизнь продлевает и делает ее ярче.
Так в книжках написано.
– Не знаю я, что это за оргазм. Так, приятно было
когда-то… Но я уже не помню когда… А с Сашей… притворяюсь, если честно, давно
уже. Кричу, и все такое! – Она рассмеялась. – Ну и разговоры у меня с
дочерью!
– Ас кем тебе еще об этом разговаривать?
– Ну да. Но теперь уже что разговаривать…
– Мам!
– Что?
– Ты не знаешь, чего ты себя лишаешь?!
Маруся подлила им виски. Последние капли.
– Чего?
– Счастья.
– Счастья? – рассмеялась Марусина мать.
– Да, счастья. И не смейся. Потому, что ты знаешь, кого
еще ты лишаешь счастья?
– Кого?
– Своего мужа.
– Я ужасная.
– Это лучшее, что есть в жизни!
– А я раньше думала, что лучшее – это дети.
– Теперь поняла, что ошибалась?
Они обе расхохотались.
– Давай исправлять ситуацию, – решительно
предложила Маруся.
– Как? – испугалась ее мать.
– Первое: когда придет папа?
– Должен был полчаса назад прийти.
– Первое и очень срочное: ты сексуально одеваешься.
Второе: встречаешь его поцелуем в губы и многообещающим взглядом. Третье: тут
же, в коридоре начинаешь раздеваться. Я спрячусь в комнате. И четвертое, самое
главное: ты ему честно, не стесняясь рассказываешь все, что тебе бы хотелось,
чтобы получить удовольствие. Все. Поняла?
– Поняла. – Мать пьяно хихикала.
– Тащи все свое белье! – скомандовала
Маруся. – Стой! Не надо! Я принесу свое!
Она сбегала в свою комнату, ударяясь об углы и спотыкаясь о
пороги.
Марусину мать нарядили во все, что на нее налезло.
– Сексуально, – похвалила Маруся.
– Правда? – Не переставала хихикать ее мать,
крутясь перед зеркалом в прихожей.
– Просто супер! Давай еще губы накрасим!
Маруся недовольно осмотрела материну губную помаду, но
все-таки накрасила ей губы.
– Шик! – воскликнула Маруся, и в это время в дверь
позвонили.
– Саша!
– Папа!
Они закричали одновременно, одинаковым шепотом. Маруся
схватила со стола пустую бутылку, стаканы и кинулась в свою комнату.
Вернулась.
– Ты помнишь? Раздеваешься прямо здесь, а потом
заставляешь делать все, что тебе хочется!
Марусина мать загадочно кивнула.
Маруся захлопнула свою дверь и забралась в кровать.
Она сложила свои пальцы крестиком.
Закрыла глаза.
Голова закружилась, и в этом круговороте она в ту же секунду
унеслась в сон.
34
Ангелина Петровна решила навести порядок в своем кабинете.
Она открыла все полки, выдвинула ящики.
Старые фотографии, анализы, печать, новые чулки, давно
забытый флакон духов, шоколадка – Ангелина Петровна отломила кусочек; довольно
вкусно.
В дверь постучали.
Ангелине Петровне никого не хотелось приглашать в этот
бардак, и она сама подошла к двери. Приоткрыла ее.
Константин Сергеевич настойчиво сделал шаг вперед.
– Что-то срочное? – спросила Ангелина Петровна.
– Мы получили результаты – сказал Константин Сергеевич
и сделал еще один шаг, оказавшись таким образом почти вплотную к Ангелине
Петровне. Ангелина Петровна помедлила секунду и отступила.
– У меня уборка, – сообщила Ангелина Петровна.
Константин Сергеевич бросил взгляд вокруг и улыбнулся.
Ну, и чего там? – спросила Ангелина Петровна. –
Наркотики? Как вы и предполагали?
– Амфетамины.
– Отлично. А то эта голодовка, честно говоря, мне
порядком уже надоела.
