– Да вы точно сумасшедшие! Что такого особенного со
мной произошло?
– Если ты не хочешь об этом говорить, мы не будем. Но
подобные вопросы тебе будут задавать журналисты.
– Журналисты? Зачем?
– Оля, в настоящей, во взрослой жизни, в которую ты
наконец-то вступила, есть свои законы. И один из них – деньги.
– Неужели?
– Есть люди, это очень добрые и хорошие люди, которые в
тебе заинтересованы. Они помогут устроить твою жизнь так, чтобы ты ни в чем не
нуждалась. Понимаешь? Я это говорю к тому, чтобы ты не думала, что мир состоит
только из зла. Нет, совсем наоборот. И все мы очень, очень тебя любим.
– А мобильный дадите?
– Подумаем, – вздохнул Константин Сергеевич.
Он сказал, что в любой момент, когда она захочет поговорить
или ей что-то понадобится, она может обращаться к нему. Через няню. И вышел.
Олю очень волновало одно – как бы та женщина не подумала,
что она решила украсть телефон.
Надо зарядить телефон, дождаться звонка и отдать его.
Все равно ей не узнать номера мамы.
Людей вокруг стало очень много, они шли вперед, единым
потоком, подхватив и Олю, что-то громко обсуждая, крича и размахивая руками.
Кто-то повесил ей на шею красно-белый шарф.
– «Спартак»! – сказал молодой человек в очках и
улыбнулся.
Оля хотела снять шарф, она подумала, что это какая-то
ошибка, но заметила такие же шарфы на остальных юношах и девушках.
– Пиво! – молодой человек в очках протянул ей
бутылку.
Пить действительно очень хотелось. И есть.
Молодой человек уже забыл о ней, он что-то кричал толпе,
подпрыгивая и раззадоривая окружающих.
Оля смотрела на лица вокруг – это были добрые и радостные
лица. Они не обращали на нее никакого внимания, но Оля именно поэтому чувствовала
себя их частью.
Она обернула шарф вокруг шеи и сделала глоток из бутылки.
Она никогда не пила пиво раньше. И ничего из алкоголя
вообще.
Пиво оказалось горьким. Но она сделала еще глоток. И еще.
Если никому не рассказать, что тебе не нравится то, что нравится всем
остальным, – будешь как все. И со временем можешь стать лучше всех. Она
давно это поняла.
А идти вместе со всеми было здорово. Просто вместе. И когда
все стали скандировать «Спартак» – чемпион!», она тоже была с ними. И когда она
допила пиво, рядом снова оказался молодой человек в очках. Он подмигнул ей,
забрал пустую бутылку и вложил в руки пакет с чипсами.
Оля ела хрустящие, рассыпчатые чипсы и хохотала во все
горло.
Она подумала, что на самом деле важно не то, добрый ты или
злой. Важно – радостный ты или нет.
– Эй-, вы, козлы, – закричал молодой человек в
очках куда-то в сторону, – мы вас сегодня надерем!
– ЦСКА – педики! – подхватили вокруг.
– Кто педики? Мы – педики? Да это вы – педики!
Отдельные крики слились в общий рев, Оля побежала куда-то со
всеми, ее толкнули, кто-то дернул за шарф, девушка рядом упала, прямо перед
собой Оля увидела кулак, и этот кулак очень быстро приближался к ее лицу. Она
не почувствовала боли, просто на секунду в глазах потемнело. Кто-то оказался у
нее под ногами, Оля упала на чье-то тело, и еще чье-то тело упало на нее.
Потом были уже другие крики, свистки, люди в рабочей форме
схватили ее вместе со всеми остальными, грубо потащили куда-то, она кусалась,
плакала и хохотала.
Она снова была в автобусе.
На автобусе возят в ад. Она не убежала в первый раз, когда
ей было восемь. Она убежала во второй раз. Когда вместо нее в ад повезли
девушку в таком же, как у нее, розовом костюме.
– А я тому козлу в челюсть, видел? – возбужденно
делились впечатлениями ее соседи.
– А я ногой, смотри, у меня ботинок!
– Да, клевый.
– Отпустите меня! – заплакала Оля. – У меня
дедушка дома. Один.
Человек в форме смотрел в окно.
– Моему дедушке без меня очень плохо. Он плачет. Он
ничего не может. Ему надо, чтобы я все время была рядом. Отпустите меня,
пожалуйста…
Она размазывала слезы ладошкой, вытирала ладошки о
спортивный костюм и снова пыталась остановить слезы руками.
– Да отпустите ее, мужики! Она не с нами, –
вступился совершенно лысый, в разорванной рубашке мужчина, – малолетка
какая-то!
Оказавшись на улице, она еще долго плакала, мысленно
рассказывая кому-то про дедушку, про себя и про «Спартак».
– Эй, – Оля увидела перед собой участливые глаза
пожилой женщины в платье в синий горошек. – Обидел кто?
– Нет. – Оля улыбнулась. Хотелось пить.
А чего ревешь? – улыбнулась женщина. Она поставила
сумку, из которой аппетитно торчал батон белого хлеба, на асфальт и протянула к
ней руку.
– Синяк, – сказала женщина. – Кто это тебя
так?
– Дедушка, – вздохнула Оля.
– Дедушка? Вот изверг! Ты родителям сказала?
– Нет.
– Скажи обязательно. Ну, чего опять плачешь-то?
– Есть хочу.
– Хлеб, что ли, мой понравился? Ну, бери. А ветчины
хочешь?
Оля ела бутерброды, прислонившись к мусорному баку, и
улыбалась женщине.
– Ну вот, видишь, жизнь налаживается, – сказала женщина. –
И надо-то всего ничего – пару бутербродов.
– Правда? – Оля посмотрела на нее очень
внимательно.
– Правда, правда, – кивнула женщина, – только
ты в свои годы этого не понимаешь. У меня дома тоже такая же. Как ты.
– Я понимаю, – сказала Оля.
– Да ладно, – рассмеялась женщина, – знаю я.
Вам все свободу подавай да еще чего-то, сами не знаете чего. Ох…. А насчет
дедушки своего, ты поговори с ним. Скажи, я уже взрослая, я не позволю со мной
так обращаться.
– Он разозлится…
– А ты уйди. Просто встань и уйди. И скажи: вернусь,
когда ты научишься себя вести. И уважать меня.
– Ладно.
– Ну, хорошо. Наелась? Ты куда сейчас? Оля улыбнулась.
– Ладно, ладно, – кивнула женщина, – иди.
– До свидания, – сказала Оля.
– До свидания.
Оля пошла дальше, читая вывески и разглядывая витрины, и
постепенно город переставал быть декорациями, а становился живым: дышащим и
разговаривающим.
9
Это было гениальное Марусино изобретение. Она назвала его
«комнатой страха». Но это название, конечно, нельзя было объявлять сумасшедшим.
