— Ты чего? — спросил его Ялаев, оказавшийся рядом.
— А чего? — не понял Сергей и тут почувствовал, что лицо у него — мокрое. — Соринка попала, — сказал он, усилено моргая глазами.
— Не три, хуже будет. Промаргивайся.
— А я что делаю? И ты иди работай! — заорал на Ялаева Сергей. — Будет он тут советовать!
20.50
Мокша — Лихов
Рация в милицейской машине неожиданно затрещала, захрипела, и громкий голос спросил:
— Коротеев, вы куда это заехали? Алё! Вас чего за Мокшу понесло? Возвращайтесь, усильте восьмой километр, там нет никого! Слышите меня?
Петр Кононенко молчал. Он не растерялся, он размышлял.
Далеко шагнул технический прогресс: милиция ставит на свои машины спутниковые системы слежения. Эти системы сильно испортили Петру жизнь, когда появились на дорогих иномарках, а потом даже и не на очень дорогих. Главная проблема — найти кнопку, чтобы систему выключить. Казалось бы, Петр всему уже научился, справлялся с любыми замками, с любой сигнализацией. Он любил эту веселую работу, но при этом терпеть не мог иметь дело с людьми. Жизнь заставила — из-за этой самой кнопки. Люди, обеспечивая свое железо защитой, делают беззащитными себя. То есть: дан заказ на такую-то машину, машина найдена, одно существенное но — проклятая кнопка может оказаться где угодно. Под водительским креслом, под декоративной накладкой на приборной панели, в кузове, под капотом. Без водителя на ее поиски может уйти час, а то и больше, а надо ведь уже ехать, уводить машину за город либо в гараж-отстойник, но как это сделать, если сигнал включен и твой маршрут прекрасно виден всем, кому не лень? Поэтому угонщики вынуждены применять силовые схемы: подстеречь, когда владелец выйдет из дома, чтобы сесть в машину, либо подъедет к дому, чтобы выйти, напасть, двое волокут его на заднее сиденье и работают с ним, третий садится за руль. Петр наотрез отказался выбивать из водителей информацию о кнопке. «Мое дело — руль, дорога, скорость». За это ему урезали долю и косо посматривали. Петр даже начал подумывать, не бросить ли специальность. Потом ему объяснили в тюрьме: хочешь завязать — завязывай сразу. А если скажешь себе: ну, пойду на последнее дело — все, на этом-то деле и попадешься. Сто процентов. Так и вышло. При этом двое подельников сбежали, а он не успел. Потом, прокручивая в памяти, как все было, он догадался — подставили его. Так сделали, чтобы именно его схватили. И у не злого в общем Петра появилось желание как можно скорее выйти и посчитаться с бывшими товарищами. Потому он и согласился на побег.
Решение пришло быстро: на трассе оставаться нельзя, первый же милицейский пост остановит — по указке московского начальства, не получившего отзыва. К тому же, это может дать ориентировку на автобус.
Петр посигналил, остановился, выскочил, побежал к автобусу.
Не стал подниматься, сделал знак Маховцу. Маховец вручил автомат Притулову, спустился.
Петр объяснил ему положение.
— И что делать? — спросил Маховец.
— Я уже подумал. Сойти с трассы, дать километров десять в сторону, оставить там машину где-нибудь в кустах или в речку загнать. И поедем дальше без сопровождения. Никто не спохватился, по рации никто пока про рейсовый автобус не говорит. Значит — нет следа. Поставим опять табличку «Москва — Сарайск». Дальше Московской области вряд ли они буду прочесывать. Сил не хватит. Каждую машину, каждый автобус не проверишь.
— Ладно, — согласился Маховец. — Отгони машину и возвращайся.
— Пешком?
— А как?
— Сейчас после Копенок повороты в лес будут, я эти места знаю, там детские лагеря отдыха, подумают — в лагерь детей везем.
— Ладно, давай так.
Через пару километров Петр свернул на проселочную дорогу через поле в лес.
Автобус, тяжело скатившись с шоссе, последовал за ним.
Пассажиров качало, они переглядывались.
Занавески колыхались и приоткрывались, был виден приближавшийся лес.
— Куда мы едем? — спросила Елена.
— Не беспокойтесь, скоро вернемся, — ответил Маховец.
— Слушайте, — сказал Мельчук разумным голосом, стараясь ни единой нотой не задеть бандитов, которые, он это понимал, конечно, на взводе. — Оставьте нас в лесу, тут же никого нет нигде. А сами езжайте.
— Действительно! — поддержала Нина.
Но не все были согласны.
— И пешком переться? — спросил Желдаков. — Едем нормально, все успокоились. Так ведь? — обратился он к Маховцу.
Без лести обратился, между прочим, не желая выглядеть угодливым. Как конкретный нормальный мужик конкретному нормальному мужику сказал. Как свой — в определенном смысле, конечно.
Маховцу это не понравилось. Намерение Желдакова отделить себя от других пассажиров он разглядел сразу. Так бывает всегда: приходит кто-то, становится хозяином ситуации, и тут же выскакивает человек, желающий к нему примкнуть. Маховец этого не любил. И сейчас он поступил так же, как любил поступать еще будучи грозой и героем «Техстекла».
— Точно! — похвалил он Желдакова. — Молодец, соображаешь.
И пошел к нему.
— Приятно смотреть, в самом деле, не психуешь, ведешь себя правильно. Не боишься. Не боишься ведь?
— А чего бояться? — и впрямь осмелел Желдаков. — Вы же себе вреда не хотите. Вам уйти надо, вот и все. Каждый может в таком положении оказаться.
— Золотые слова! — восхитился Маховец. — Ты умный, я смотрю. Ты умный?
— Да не дурак, — отозвался Желдаков, подбираясь и садясь прямее — он почувствовал какой-то подвох, но не мог предугадать, в чем он.
— И смелый? — спросил Маховец умильно, как спрашивают детей.
Желдаков промолчал.
— Чего ты стесняешься? Смелый? Или нет?
— Да так, — попытался уклониться Желдаков. — По обстоятельствам.
Маховец не собирался его отпускать и миловать.
— Я не про обстоятельства, я про сейчас. Смелый ты сейчас или нет?
— Нормальный.
— Я тебя спрашиваю — смелый или нет? Ты можешь по-человечески ответить?
Маховец стоял рядом с Желдаковым, над ним.
Деваться было некуда. Желдаков понимал, что его ответ не имеет значения. «Каждое ваше слово может быть использовано против вас!» — вспомнил он фразу из каких-то фильмов. Похоже, сейчас именно тот случай.
— Ну, смелый, — сказал он.
— Да? — удивился Маховец. — Видите! — обратился он ко всем. — Вы трясетесь за свою шкуру, а человек не забыл своего человеческого достоинства! Он смелый! Он сейчас возьмет меня за ухо и отсюда выведет! А ну-ка, ну-ка! — И Маховец, резко нагнувшись к Желдакову, повернул голову, подставляя ему ухо. — Давай! Давай, я говорю! Давай!
