Наконец-то, подумал Козырев. Давно пора.
22.45
Зарень
— А вот еще анекдот! — закричал Притулов. — Еще анекдот! Объявление! В нашем городском парке появился секс-маньяк! Проезд в парк автобусом пятым и десятым!
И он засмеялся, но анекдот показался не смешным, а некоторые даже и не поняли. Притулов, увидев это, резко оборвал смех и спросил:
— Что, не доходит? Это про меня анекдот, граждане присяжные!
— Опять суд начинается? Валяй! — обрадовался Димон.
— А вы в самом деле маньяк? — спросила Елена, чувствуя себя, как ни странно, защищенной, потому что рядом с нею сидел Петр. Тоже преступник, но все-таки не маньяк, а угонщик, то есть преступник нормальный.
— А что это вы вздрагиваете? — спросил ее Притулов, хотя Елена и не думала вздрагивать. — Придумали тоже слово — маньяк. То есть псих. От слова мания, так ведь? А мания — психоз. Я правильно понимаю? Но, между прочим, если кто видел по телевизору, а по телевизору любят суды над маньяками устраивать, никто из них, тот есть из нас, извините, на психов не похож! И экспертиза их такими не признает. И меня, кстати, признали полностью вменяемым. Следовательно, я психически здоров, так?
Притулов обвел всех глазами, но никто ему не ответил.
— Маньяк! — сказал он саркастически. — А я так вам скажу: эти люди, кого вы называете маньяками, они…
— Братья по разуму! — веселясь, подсказал Димон.
— Хорошее выражение, — усмехнулся Притулов, но продолжил, как намеревался: — Они самые нормальные люди на земле, а вот все остальные — маньяки!
Выпивший и осмелевший автобус грохнул смехом. Никто — или почти никто — уже не верил, что дело может принять опасный оборот. Ну, похулиганили преступники сначала для порядка, для запугивания, но вот выпивают и закусывают, как обычные люди, рассказывают анекдоты, и всего-то им надо — подальше отъехать.
Притулов смотрел злыми глазами, ждал, когда досмеется последний.
— Ладно, — сказал он. — Сейчас я буду смеяться. Может, я неточно выразился. Не все маньяки. Среди мужчин еще попадаются, более или менее, кто в себе. А женщины маньячки все поголовно.
— Согласен! — крикнул Димон.
На этот раз Притулову его поддержка не понравилась.
— Будешь встревать, башку прострелю, — сказал он и взял карабин, который лежал возле Маховца. Маховец хотел было возразить, но передумал — у него оставался еще автомат.
С карабином в руках Притулов выглядел более внушительным оратором, смешки смолкли. Пассажиры видели, как в глазах Притулова замерцал, затеплился какой-то огонек — и разгорался с каждой минутой.
Но Притулов сдерживал себя, он изо всех сил себя сдерживал.
— А что, не маньячки? — спросил он. — Разве они не помешались на том, чтобы мужчин заманивать? Все, абсолютно все! А потом обижаются, что на них нападают! Вот вы! — обратился он к Елене с подчеркнутой вежливостью. — Вы зачем так обтянулись?
— Девушке идет, — объяснил за Елену Петр.
— Не в том дело, что идет, — не согласился Притулов. — Она для мужчин так обтянулась. Чтобы они ее хотели! Не так?
— Я просто хочу нравиться, это нормально, — ответила Елена.
— Вот! — Притулов кивнул, будто услышал подтверждение чему-то. — Нравиться она хочет. Кому?
— Себе в первую очередь.
— Неужели? А другим нет?
— Ну, и другим. Что в этом такого? — не понимала Елена.
— А зачем? — с улыбкой спросил Притулов.
Елена пожала плечами:
— Ну, чтобы хорошо себя чувствовать. Ценить себя. И чтобы другие ценили.
— Нет! — опроверг Притулов. — Не для этого! А для того, что ты всем показываешь, что готова отдаться любому! Почему бы тебе так для мужа не одеться? Где-нибудь, где только он тебя видит? А?
— А если у девушки мужа нет? — возразил Петр.
— Тогда и нечего! Нет, не для мужа ты так одеваешься, не для жениха, ты мечтаешь, чтобы тебя все вокруг хотели! Женщина — сумасшедшее существо! — поделился Притулов сокровенным. — Вот ты выходишь на улицу, вся вот такая обтянутая, тебе кажется, что ты хочешь мужчинам нравится — будущему жениху, будущему мужу, а на самом деле ты вредишь каждому! Идет мальчик, школьник, так? Ему, может, лет восемь, так? Он еще в этом ничего не понимает, только догадывается. Ему нужно нормальное развитие — играть с девочками, дружить! А тут идешь ты. И все у тебя наружу! И это для мальчика — травма, разве нет?
— Чушь какая-то, — сказала Елена. — Я должна о детях, что ли, думать?
— А о ком же? Вы же осатанели все! У вас в витринах голые девушки висят, вы сами ходите голые фактически! Это разве не провокация! Да любой маньяком станет! И не думайте, это всех касается! — Притулов, отстав от Елены, пошел по проходу. — Вот вы, женщина в возрасте, — сказал он Любови Яковлевне, — вы зачем эту прозрачную кофточку напялили? А?
— Не такая она прозрачная, — отговорилась Любовь Яковлевна. — И жарко же.
— Не жарко! — отверг Притулов. — Для мужчин ты так одеваешься, хотя у тебя уже дочь взрослая! Она ведь дочь тебе? Почему, кстати, у дочки вырез почти до пупа? А? — Он указал пальцем на Арину, блузка которой действительно имела вырез, но не такой уж и глубокий. Арина отшатнулась:
— Чего вы? Не надо!
— Шею свою показываешь? — обличал Притулов. — Кому? На грудь намекаешь? Чтобы заглядывали? Не так?
Не дождавшись ответа, он шагнул к Наталье:
— И вы туда же! — укорил он ее, покачав головой, словно не ожидал, что Наталья тоже окажется из разряда осуждаемых им женщин.
— Перестаньте, — поморщилась Наталья.
— Ты гонишь, дядя! — крикнул Димон. — Зря пристал к женщине!
Он имел в виду, что Наталья была одета, пожалуй, скромнее всех. Собираясь в дорогу, она, видевшая себя в роли возвращающейся изгнанницы, блудной жены, решила подчеркнуть это покаянным видом одежды: очень простые джинсы и черная футболка с рукавами.
— Хотите сказать, что вы скрываетесь? — спросил Притулов. — Но ведь не мешок на себя одели, все скромненько, но красивенько, и черный цвет вам идет, и вы это знаете! Тоже дразните, как и все! А вы, бабушка? — продолжил он, перейдя к Лыткаревой. — Вам-то совсем уже стыдно!
— Ты чего это? — растерялась Татьяна Борисовна. — Имей совесть, чего пристал?
— Я-то не пристаю, это вы пристаете! И ты, бабушка, тоже! Тебе умирать пора, а ты платочек цветной на голову нацепила! Кому нравиться собралась? А я тебе скажу: это инстинкт! Вы хотите нравиться, даже когда уже никому не нравитесь! Вы до смерти хотите нам головы морочить!
Тем временем Тихон снял с себя сумку и положил ее на ноги Вике, чтобы прикрыть ее живот.
