– Возьми, мужчина, – сказала старуха. – Настоящая кавказская гончая овчарка. Стоит двести, продаю за червонец. Возьми, а то утоплю.
И Неделин купил этого щенка.
Поначалу он доставлял немало хлопот: гадил и делал лужи где попало. Но очень скоро он научился терпеть от прогулки до прогулки. Неделин и на работу брал его – вернее, ее – оказалась сучка, кличку он ей дал Диана, а проще – Динка. Достал книжку об уходе за собаками, изучил правила кормления, выгула и дрессировки. Кормил лучше, чем себя, – мясом, а мясо где взять, кроме как на рынке, а на рынке – цены.
В общем, много хлопотал над своей Динкой и очень ею утешался, подумывал уже о том, чтобы завести еще одну собаку – чтобы было больше хлопот и больше утешения. Но как подумал, так и раздумал, понял, что никакую другую собаку не будет любить больше Динки – с ее круглыми темно-коричневыми глазами, виляющим хвостом и заливистым лаем, которая ночью ложится с ним в постель, и Неделин не прогоняет ее, хотя это и запрещено в книге про собак; он, засыпая, чешет ей за ушами, гладит брюшко, а Динка урчит.
Неожиданно пришла соседка:
– Добрый вечер. Извините, увидела с балкона, что у вас свет. Не поможете мне кость разрубить? Купила дурацкое мясо с костью, не влезает в кастрюлю. Поможете?
– Конечно, – сказал Неделин.
Динка тоже что-то сказала своим лаем и полезла женщине под ноги, виляя хвостом.
– Красавица ты моя, – сказала женщина.
– Дворняга.
– Все равно красавица. Как нас зовут?
– Диана. Динка. А вас, извините? А то неудобно даже, сколько уже соседи.
– Ирина.
– Сергей. Сейчас мы вам порубим вашу кость.
Неделин взял топорик и пошел рубить кость.
– Какое паршивое мясо! – говорила женщина.
– А что сейчас не паршивое?
– Действительно.
И они стали говорить о паршивости времени – оба оказались уязвлены этой паршивостью. Разговора хватило и на то, чтобы попить чаю после рубки кости, и на то, чтобы после чая просто посидеть, неторопливо вслушиваясь друг в друга.
ГЛАВА 53, ПОСЛЕДНЯЯ
Остальное произошло очень быстро. Они стали захаживать друг к другу все чаще. Светланка, дочь Ирины, очень полюбила Динку, к Неделину относилась терпимо, задав однажды матери вопрос:
– Замуж, что ли, за него хочешь?
– Ты что? – удивилась Ирина.
– А что? Не век одной-то куковать. И ребенку отец нужен, – с ехидством повторила Светланка неведомо чьи слова.
– Ни за кого я замуж не собираюсь! – отрезала мать.
Однажды Неделин пришел с бутылкой шампанского и сказал, что у него день рождения. Ирина быстренько приготовила яблочный пирог-пятиминутку, подарила Неделину хорошую книгу, Светланка тоже сделала подарок: талантливый рисунок из сказки про Снежную королеву.
Выпив шампанского, Неделин, волнуясь, путаясь, сказал Ирине, что он давно уже что-то чувствует, проще говоря, она ему очень нравится, еще проще говоря – он ее любит, такие вот дела.
Ирина сказала, что это очень приятно, когда в этом мире существует все-таки любовь, и любовь может спасти, так получилось и совпало, что она тоже давно уже чувствует интерес к Неделину, проще говоря, он ей нравится, еще проще – она его, кажется, тоже любит.
– Это неправда, – сказал Неделин.
– Почему же?
– Меня нельзя любить. Меня никто никогда не любил.
– Не может быть.
– Я точно говорю…
– Значит – не разглядели.
– Наоборот. Но любовь – слепа! – банально сказал Неделин. – Поэтому может быть, может быть…
И пошел.
– Куда ты? – спросила Ирина.
– А? Я так… Ничего…
Поздним вечером он позвонил в дверь Ирины. Дверь открылась. Динка тут же шмыгнула в квартиру, привыкшая заходить туда, как в свой дом.
– Присмотрите за Динкой, – сказал Неделин. – Мне надо срочно уехать.
– Так поздно?
– Она собака умная, вам с ней хлопот не будет.
– А куда вы едете?
– Так… Дела.
Через пять минут Ирина, словно опомнившись, выскочила в коридор, звонила в дверь Неделина, стучала кулаками и ногами, каким-то чутьем понимая, что – поздно.
А Неделин, стоя внизу с чемоданом в руке, слышал это – и ему было жаль, ему хотелось вернуться. И он, пожалуй, вернется, но не сейчас, сейчас он должен уехать, ему надо… – впрочем, что ему надо, он решит в дороге.
1986–1991 гг., 2005 г.
ТАЛИЙ
Повесть
1
Наступила осень.
Стало холодно.
Воскресным утром жена сказала мужу:
– Давай разведемся.
Он фыркнул в чашку с чаем и ответил:
– Давай!
И продолжал пить чай – не спеша, ожидая, что она еще что-нибудь скажет. Но она ничего больше не сказала. Он нарочно начал прихлебывать, хлюпая – этого она не любила, делала ему замечания, и он давно уж привык не вытягивать губы, с шумом всасывая горячую жидкость (а чай любил именно горячий, почти кипяток), как делали и отец его, и мать, и все другие родственники, которых он знал и помнил. Он давно уже привык отпивать бесшумными крохотными глоточками, хотя это и не стало привычкой безотчетной, естественной. Нет, это была привычка осознаваемая и контролируемая, и, приступая к чаепитию, он всегда вспоминал, что нужно пить, а не прихлебывать. И даже когда он находился не дома, с женой, а в другом месте среди других людей и пил там чай, даже когда случалось пить его вообще в одиночестве, он неизменно, поднимая чашку, вспоминал, что нужно пить, а не прихлебывать, – и если не соблюдать эту привычку постоянно, пусть и не дома, пусть даже в одиночестве, то она не закрепится и того и гляди забудешься, ошибешься. Впрочем, время от времени, увлеченный какими-либо размышлениями, он все-таки забывался. Но надо отдать должное жене – не всегда она тут же одергивала его. Как правило, он спохватывался сам, улыбался жене с ироническим самоосуждением: вот, дескать, как волка ни корми, а он всё… И она тоже улыбалась, успокаивая его своей улыбкой: да пустяки! Только если он совсем уж задумается («остекленеет», по выражению жены) и начнет вдруг хлебать торопливо – чтоб скорей допить и без помех додумывать свои мысли, тогда она могла не выдержать и сказать с укоризной: «Талий!»
Итак, он начал прихлебывать – и дохлебал до самого дна, но замечания не дождался. Тогда он пошел на балкон курить, а жена осталась на кухне со своими обыденными делами.
Едва выйдя на балкон, он вернулся в кухню – мысленно. Он вдруг стал вспоминать, что звучало по радио в то время, когда она произнесла эти слова. И звучало ли вообще радио? Ему показалось это очень важным. Если радио не звучало – это значит… Это – ничего не значит. А если звучало, то нужно вспомнить: что именно. Информация, музыка, песня?
