Геран усмехнулся:
— Не устаю удивляться, до чего ты иногда умна, моя прелесть.
И Геран потянулся, чтобы поцеловать Ольгу в щеку.
— Осторожно! — крикнула она, но было поздно. В глаза сверкнул знак о ремонтных работах, машину тряхнуло, потом стало заносить вбок, потащило куда-то вниз, Геран крутил руль вслепую, не понимая, куда едет, жал на тормоз, и вот всплеск, и уткнулись куда-то, встали.
— Ты цела? — спросил Геран.
— Даже не ушиблась. А ты?
— Все нормально.
Карчин, вскочивший на заднем сиденье, вертел головой:
— Что? В кого? Ах, вашу-то мать...
Открыл дверь, выскочил, стал бегать вокруг и ругаться. Машина стояла передом в воде, съехав по откосу к неширокой и мелкой речке. Ночь была лунная, звездная, картина происшествия видна была во всем, если можно так сказать, великолепии, что Геран мысленно отметил, вылезая из машины и помогая выбраться Ольге.
Карчин подскочил к нему.
— Ты чего наделал, морда? Не умеешь — не берись!
— Не могу не напомнить, что вы мне сами предложили, — сказал Геран.
— Он еще оправдывается!
И Юрий Иванович, ненавидя эту щетинистую рожу, которая смеет сохранять полное спокойствие и изображать интеллигентность, не сдержался и со всего маха ударил по этой роже кулаком так, что Геран упал в воду.
Ольга вскрикнула.
Геран вылез, встал на ноги и сказал:
— То, что случилось, ни в коей мере не позволяет вам вести себя как глупый мальчик, у которого сломали любимую игрушку.
— Игрушка?!
Карчин, которому стало уже почти совестно, при этих словах опять впал в ярость и бросился на Герана. Тот увернулся от удара, схватил Карчина за руки и толкнул в воду.
Теперь уже Карчин вылезал на берег.
— Если вы намерены продолжать, то я вас ударю уже серьезно, — предупредил Геран.
— Иди отсюда! Чтобы я тебя больше не видел! — заорал Карчин.
— Довольно здравое предложение, — сказал Геран. — Пошли, Оля.
Ольга, помявшись, достала из машины пакет с продуктами.
— Извините, — сказала она. — Мы не виноваты. То есть виноваты, но...
— Пошли отсюда, я сказал!
Ольга и Геран выбрались наверх, к мосту через реку.
— Нехорошо так его бросать, — сказала она.
— Насильно мил не будешь.
— Он, может, сам жалеет, но не скажет. Давай отойдем немного и остановимся.
Они прошли по мосту. Посмотрели вниз. Карчин сидел возле машины, обняв колени руками, весь мокрый.
— Замерзнете вы оба, — сказала Ольга. — Надо как-то машину вытащить, в ней хоть согреться можно.
Карчин поднял голову, увидел два силуэта на мосту.
— Чего смотрим? — крикнул он. — Идите сюда, будем думать, как машину достать!
Геран и Ольга вернулись.
Стали пытаться, зайдя в воду, вытолкнуть машину. Конечно, не получилось. Юрий Иванович достал буксировочный трос, протянули его наверх, зацепили за дерево, попробовали тянуть, результата никакого. На их счастье, когда уже стало светать, появился армейский грузовик, в нем были два усталых и сонных солдата, гнали машину в часть после ремонта. Они согласились помочь, зацепили автомобиль Карчина и выволокли его. Карчин бросился осматривать, вытирать везде воду. Сел, боясь, что сейчас не заработает, не заведется. Но машина завелась. Солдаты уехали, получив слова благодарности и некоторую толику денег, от которой не отказались. Карчин с помощью Ольги еще раз протер все в салоне, где удивительно быстро набралось тины и грязи. Сели, приготовились ехать. Но машина не поехала. Она завизжала, завыла — и ни с места. Карчин с ругательствами бросился смотреть и увидел, что левое колесо наглухо прижато и застопорено — смятый перед машины придавил его. Вручную исправить нечего и думать.
Через полчаса показался старый «Москвич», его владелец сообщил, что неподалеку, километрах в пяти, лесхоз, у них там всякая техника, помогут. Карчин упросил его съездить с ним туда. Вернулся через час на том же «Москвиче», злой.
— Вот скажи мне, — обратился он к Герану, будто тот отвечал не только за поломку машины, но и за все остальные неприятности, — в какой еще стране день выдачи зарплаты является поголовным праздником? Вчера все гуляли, а сегодня никого не упросишь поработать — ни за какие деньги! Ну, ё! Ладно, отец, давай пытаться!
Пожилой владелец «Москвича», уговоренный Карчиным помочь (не даром, конечно), достал из своего багажника какие-то железки и начал стучать, гнуть, колотить: видимо, был умелец. Через пару часов добился результата: машина со скрипом, неуверенно, но могла двигаться. А в лесхозе, сказал хозяин «Москвича», есть такой Леонардыч, у которого золотые руки, он все доведет до ума.
С почти пешеходной скоростью доехали до лесхоза — нескольких строений, огороженных кирпичным забором, что было странно, учитывая обилие в округе древесины.
Их там встретили весело. Мужики после вчерашнего праздника пришли в себя, поправились. Машину осматривали всем коллективом, ахали, жалели ее, при этом на Юрия Иваныча, похоже, сочувствие не распространялось. Леонардыч, оказавшийся сорокалетним сухим мужиком, совершенно лысым, в очках, заломил за ремонт какую-то невообразимую цену.
— Однако! — сказал Карчин. — Ты имей совесть, не пользуйся человеческой бедой!
— Ага, — кивнул удовлетворенно Леонардыч, будто того и ждал. Сел на какой-то ящик, закурил.
— Ну что ж, давайте рассуждать о совести. Вот я в городе работал инженером тепловых сетей.
— Главным! — напомнил один из товарищей, жадно и радостно слушая, зная, видимо, этот номер наизусть и боясь, что исполнитель что-то упустит.
— Главным, — подтвердил Леонардыч. — На мне был пятисоттысячный город. Пятьсот тысяч человек! Ответственность! Сложные коммуникации! Надо головой работать! То есть тяжелый интеллектуальный труд. Правильно?
— Ну, допустим, — согласился Юрий Иванович.
— Правильно. А получал я за этот свой интеллектуальный труд знаете сколько?
— Какое это имеет значение?
— А мы сейчас все поймем, какое это имеет значение. Проезжал тут один на «Мерседесе», тоже, как и вы, в речку заехал, и тоже не мог понять про значение. Но мы ему разъяснили, он остался доволен.
Все засмеялись.
— Так вот, — продолжил Леонардыч. — Я в машинах разбираюсь, ваша красавица тысяч сто двадцать стоит, не так ли?
— Девяносто, — буркнул Карчин. — Ну и что?
— А то. Пусть девяносто. Девяносто тысяч долларов делим на мою зарплату главного инженера по сегодняшнему курсу, получим... — Леонардыч прикрыл один глаз и стал считать в уме, шевеля губами. — Пятьсот сорок! Пятьсот сорок месяцев мне надо вкалывать, чтобы такую купить! То есть, делим на двенадцать, — Леонардыч опять прикрыл глаз, — получаем сорок пять лет!