— Что для моей пользы, я сам как-нибудь соображу.
— Зачем же вы тогда пришли?
— Я же сказал: ошибся, — сказал Ломяго, сознавая, что в этом слове заложен двойной смысл.
Ошибся, сглупил, вот в чем проблема, но в ней он разберется единолично, без всякого психолога.
23
— Ладно, — сказала Полина Шацкому. — Ладно, признаюсь. Понимаешь, я не верила, что ты влюбился. Но замуж я за тебя не могу. У меня другие планы. Пожить с тобой могу, если хочешь.
— Очень хочу.
— Ладно. Тогда признаюсь. Я боюсь.
— Чего боишься?
— Что обманешь. Мне гарантию хорошо бы.
— Денег, что ли?
— Да. Только не обижайся.
— И сколько?
— Ты вообще знаешь, сколько девушки с моими данными берут?
— Не знаю, — соврал Володя. — Но я тебя хочу женой сделать или подругой хотя бы, а не любовницей за деньги.
— Я не собираюсь с тебя все время тянуть. Но один раз — для гарантии.
— Сколько.
— Три тысячи.
— Немало.
— Твое дело.
— Хорошо. Согласен. Но я тоже попрошу аванс. Сама понимаешь. И сейчас же.
— Прямо здесь, что ли?
— Зачем, домой ко мне поедем.
— Ладно. Но, извини, сначала деньги.
— Вот дома и рассчитаемся. Бл.., — влюбленно выругался Володя, — что со мной творится? Я ведь терпеть не могу расчетливых девушек! А тебе все прощаю.
— Я не расчетливая, я предусмотрительная.
Вечером Полина передавала деньги Васе.
— Ага, — сказал он. — Все-таки решила, чтобы наверняка?
— Да.
— Ну, отлично. Тебе как, труп сфотографировать или на слово поверишь?
— Поверю на слово.
— Особые пожелания будут?
— Какие еще пожелания?
— Ну, недавно тоже одна тетка попросила одного мальчика успокоить. Он ей изменил, а она обиделась. Но попросила, чтобы лицо не трогать. Говорит, хочу на него последний раз в гробу полюбоваться.
— Тьфу, придумываешь х... знает что!
— Если бы придумывал...
24
Самир наконец дождался ответа Тимура Ахмеджановича. Тот слегка прихворнул, работал в своем загородном доме, туда и позвал к себе Самира, что было и высочайшей честью, и знаком особой важности затронутого вопроса.
Этот дом с галереями, белый, с внутренним двором, напомнил Самиру о родине. Дожидаясь Тимура Ахмеджановича, который плавал в бассейне, Самир сидел в тени дикого винограда за столиком, куда ему принесли чай и фрукты, смотрел на два облачка, одиноко повисших в голубом небе, и ему подумалось: в природе все хорошо и правильно, зачем люди не умеют так же? Зачем портят себе и другим жизнь? Почему не умеют договориться?
Тимур Ахмеджанович появился.
— Позвоночник, — сказал он. — Врачи сказали — осторожная гимнастика и как можно больше плавать. Чувствую, буду жить в воде, как дельфин, мне только в воде хорошо.
— У меня отличный мануальщик есть, — сказал Самир из вежливости, понимая, что у Тимура Ахмеджановича свои мануальщики, самые лучшие. Тот подтвердил это, махнув рукой и сказав:
— Э!
Дескать, знаем мы этих мануальщиков-шмануальщков, никакого толка! И заговорил о деле.
— Странная история. Никто не говорит причин. Это даже подозрительно как-то.
— Может, у них кампания такая?
— Я бы знал.
— А что говорят, если не секрет?
— Говорят: обнаружили злоупотребления, вот и проводим мероприятия.
— Очень смешно, — деликатно улыбнулся Самир. — Почему тогда они их везде не обнаруживают?
— В этом и вопрос. Из твоих никто не насолил лично какому-нибудь местному начальнику?
— Нет.
— То есть причин на вас разозлиться не имеется?
— Не имеется. Все делаем правильно, платим что надо куда надо и кому надо. У меня есть мнение, Тимур Ахмеджанович.
— Говори.
— Я думаю, это армяне нашли ход. Не знаю, к кому, но нашли. Они давно хотят нашу стоянку купить. Они на этом месте заправку хотят поставить.
— Сам с ними не общался?
— Они давно не приходили. Я даже думал, почему не приходят? Ясно: армяне.
— Да, — согласился Тимур Ахмеджанович. — Больше некому.
— Точно они.
— Ну, тогда буду искать, на кого они вышли.
— Найдите, Тимур Ахмеджанович. А мы, конечно, с нашей стороны...
Тимур Ахмеджанович поморщился и поднял руку, прекращая слова Самира, суть которых знал наперед:
— А, перестань!
Действительно, зачем говорить об очевидном?
Часть IV
Финал. Эпилог. Приложение
Финал
1
Юрий Иванович включал телефон раз вдень: позвонить жене и сказать, что командировка затягивается. Обычно она начинала его упрекать: уехал неожиданно, не предупредил, не говорит толком, где находится, что за секреты? Это должно было убедить Карчина в том, что Лиля скучает. Но он чувствовал, он слышал сквозь ее голос: ей одной вполне хорошо.
На этот раз Лиля сообщила с тревогой (потому что неприятности мужа могут обернуться неприятностями для нее), что несколько раз домой звонил разгневанный Линьков, ищет его, спрашивает, почему отключен мобильный телефон.
Карчин тут же перезвонил Линькову.
— Роман Валерьевич, это Карчин...
Линьков тут же закричал с мощью бывшего прораба, привыкшего перекрикивать шумы стройки:
— Это что за шутки, Карчин? Ты куда пропал?
— Да все элементарно! — заторопился Юрий Иванович. — Ехал по делам, аж в Вологодскую область понадобилось, попал в аварию, машину никак на ход не могли поставить, да еще такая дыра, что телефон из сети выпадает все время...
— А на поезде ты не мог добраться? Машину, что ли, стережешь? Ты сколько уже там?
— Да все уже сделали, уже еду фактически!
— Фактически или практически? — язвительно спросил Линьков, любящий цепляться к словам.
— Утром буду.
— Ну, смотри. Теперь давай объясняй, что произошло.
Карчин объяснил.
Линьков слушал, хмыкая и матерясь, слова Карчина будто убеждали его в чем-то. И вскоре он свое убеждение высказал. Он воспринял то, что Карчина оставили без поддержки, отдали на милость милиции, отняли у него функции распорядителя по проекту «Стар-трека» и все остальное не как репрессии против Карчина, а как прямой вызов ему, Линькову. Ибо, логично рассудил он, в его присутствии не посмели бы так обращаться с близким ему человеком. Но Линьков все поставит с головы на ноги и этим докажет, что с ним лучше не связываться. Если бы они знали о его перспективах, каждый в штаны тут же наложил бы, уже в который раз намекнул Линьков на свое скорое выдвижение в заоблачные высоты, откуда доносится лишь клекот орлов, а орлы у нас известно кто, причем в считаном количестве.
