– Здравствуйте! – весело крикнула она.
– Здравствуйте! – так же весело ответил Кравцов и подошел к забору.
– Обживаетесь?
– Как и вы!
– А, вам уже рассказали, что я из города?
– У меня глаза есть, – сказал Кравцов со скромным достоинством. – И остальные органы чувств. Духи у вас очень уж дорогие для деревни. Педикюр опять-таки. Джинсы не с барахолки. Футболка фирменная.
– Скажите пожалуйста! Ну и что? Вы просто не знаете, как деревенские женщины сейчас ходят!
– Возможно. Но вряд ли у деревенских женщин на пальце перстень, который стоит не меньше этого дома. А то и двух. Муж-механизатор подарил? Вряд ли. Любящий городской отец? Возможно. Но у меня была возможность сравнить, что дарят отцы, мужья, любовники, покровители. Тут явно покровитель замешан.
Кравцов просто размышлял вслух, он не хотел обидеть Людмилу, но она обиделась.
– Я вас не просила насчет меня расследование проводить! – сухо сказала она и ушла в дверь.
– Хм, – пробормотал Кравцов. – Кажется, я это зря сказал, а, Цезарь?
И если бы Цезарь умел говорить, он ответил бы: «Не сказал зря, а подошел вообще зря! А теперь уж чего уж. Но то, что она обиделась, это нам даже на руку. На лапу!»
То есть, как вы понимаете, тонко собака соображает.
Потом Кравцов отправился к «Полю чудес». Там, использовав кусок бревна, он поднялся к верху каменной ограды и осмотрел полосы на кирпичах. Они очень были похожи на полосы от алюминия. Перегнувшись, Кравцов увидел, что с внутренней сторо– ны забора земля вскопана под газон. И на ней – сле-ды ног.
Отметив это, он соскочил, огляделся. И увидел с высоты этого места, что возле сарая, где Прохоров оборудовал свой приемный пункт, находятся какие-то люди.
8
Возле сарая, где Прохоров оборудовал свой приемный пункт, находились вездесущая старуха Синицына и мужик Савичев. Савичев сидел в тени с каким-то свертком и молчал, превозмогая свое состояние, а Си-ницына пыталась сдать Прохорову лист оцинкованной жести.
– Уйди уже со своей железкой, теть Зой! – просил Прохоров.
– Не теть Зой, а Зоя Павловна! – поправила Синицына. – Я не для денег, а просто: в овраге нашла, чего пропадать будет? И ты не хитри, железки я знаю, они ржавые или такие темные бывают. А эта белая.
– Ну, белая. Оцинкованная потому что. Я цветной металл принимаю, а это не цветной!
– Как же не цветной? Смотри! – и Синицына показала, как поверхность на солнце в самом деле поигрывает какими-то слегка цветными оттенками.
– Тьфу! – с досадой оценил Прохоров эту красоту, не соответствующую содержанию.
– Ты не плевайся! – обиделась Синицына. – Я же всего десяточку прошу. Чтоб не зря тащила все-таки...
Прохоров не намеревался сдаваться. Но тут он что-то увидел вдали и вдруг вытащил из кармана денежную бумажку.
– Ладно! Бери! – Взял жестянку, бросил в сарай.
– Спасибо! Я тебе еще принесу! – пообещала радостная Синицына.
А Прохоров поспешно развернул сверток Савичева. Там оказался довольно большой латунный кран.
– Ты опять? Меня посадят из-за вас, честное слово!
– Не шуми, – поморщился Савичев. – Его чинить уже нельзя, вот и выкинули. В лопухах нашел.
– А лопухи эти не в мастерской растут? Ладно, давай.
– Литр.
– Что?! Двести!
– Пятьсот!
– Триста максимум!
Савичев понимал, что может запросить больше, но сил уже не было. Он молча кивнул. Прохоров взял его кран и вынес бутылку с мутной жидкостью. Бутылки у него были разных калибров, вмещающие от пятидесяти граммов до литра. Савичев, взяв свою емкость, в который раз поразился, насколько цифровое измерение отличается от реального. Звучит – триста! А перед глазами – нет ничего. На три глотка. Эти три глотка он тут же и сделал, занюхал рукавом и прохрипел:
– Маловато!
– Прокуратура добавит! – безжалостно ответил Прохоров. – Ползи уже отсюда!
Савичев не уполз, а ушел на своих ногах. Правда, держался при этом поближе к забору и старательно не глядел в сторону приближающегося милиционера.
9
Савичев не глядел в сторону милиционера, а Прохоров как раз глядел. Честно, открыто. Даже с улыбкой. Со всей, можно сказать, душой. У милиции и у ее объектов один и тот же прием: действовать на опережение. Прохоров, возможно, этого не знал, он поступил интуитивно.
– Провода ищем? – сразу же спросил он подошедшего Кравцова. – Хорошо кто-то хапнул! Но мне не приносили. И не принесут. Я всех предупредил: принимаю только лом бытового назначения!
Кравцов одобрил:
– Это правильно! Хотя, я считаю, можно и промышленный лом, если негодный. Я читал: предприятия страны на одном ломе десять лет работать могут.
Он сказал это так, будто у него душа болела за дело увеличения приема цветного металла. Прохоров этому не поверил, но подхватил:
– Именно! Земля кругом просто усеяна, выбрасывают что попало! Кублаков, между прочим, который до вас был, он это понимал!
Кравцов тут же использовал момент:
– Да? А что за слухи, будто его кто-то утопил?
Но Прохоров не захотел почему-то продолжить тему. Он широко повел рукой, как человек, который ничего не боится:
– Ну, проводите обыск! Вдруг я все-таки провода прячу? Весы проверьте, накладные, кассовый аппарат!
– У вас и касса есть?
– А как же! Цивилизованно работаем!
Но Кравцов даже не заглянул в сарай.
– Нет, – сказал он, – проверять я вас не буду. Уверен, что у вас все в порядке. А если и не совсем – ну, приедет комиссия, штраф возьмет: одна минимальная зарплата. При повторном случае – три.
– Разбираетесь! – одобрил Прохоров. А Кравцов начал размышлять вслух:
– Просто я понимаю, что частная инициатива не любит лишнего контроля. Вот в печати критикуют приемные пункты. Государству требуют отдать. Но мы-то с вами знаем: государственное – значит ничье! А вы колотитесь тут без продыха – по собственной инициативе!
Прохоров слегка оторопел. До него, конечно, уже дошли слухи, что в Анисовку прислан странный милиционер. Какой-то не в себе. Но, может, ошиблись люди? Вон ведь как заговорил – с намеком на уважение. А уважать в наше время, как известно, никто никого даром не будет. Может, он нормальный? Может, с ним договориться можно? Иметь другом участкового – это очень ценно! И Прохоров попробовал:
– Именно что! И ночью несут, и в дождь тащат! А у меня этих пунктов пять штук еще по селам! Врать не буду, маленько прибыль есть, а то бы стал я возиться! В разумных пределах. Могу себе позволить. Дом вот достраиваю. Или, опять же, если помочь другу или хорошему человеку – почему нет? В наших силах!
