– А чего это ты такой довольный? Человека все-таки убили, – сказал Кравцов.
Вадик смутился:
– Да, в самом деле. Убили, конечно. Но в том смысле, что...
Вадик не успел сказать, в каком смысле убили человека, – во двор вошла старуха Квашина. Перекрестившись и сплюнув в сторону Цезаря, которого она почему-то считала дьявольским отродьем, Квашина заявила:
– Козу у меня украли, участковый! Второй день козы нет! А я без нее не могу, я на ее молоке живу!
– Мы убийство расследовать идем, баб Насть, а ты с козой! – упрекнул ее Вадик.
– Там убийство – и мне помирать, что ли? – И Квашина начала описывать Кравцову приметы козы. – Значит, коза сама белая, а сбоку у нее пятнушки... Коза добрая такая, не бодливая, зовут Нюся, это, я тебе скажу, редкая коза, у всех в Анисовке молоко горчит, а у нее не горчит. Правда, я ей травку одну добавляю. Добавляю – вот и не горчит.
– При каких обстоятельствах исчезла? – спросил Кравцов.
– Откуда же я знаю? Была привязанная на колушке за веревку. Смотрю: веревки нет. Нюси нет... – Квашина утерла глаза.
– Это строители из «Поля чудес», – уверенно сказал Вадик. – Их кормят плохо, вот они и безобразничают. То картошку выкопают, то гуся украдут. Теперь вот – козу. Не беспокойся, баб Насть, – сказал он Квашиной. – Мы сейчас убийство в «Поле чудес» идем расследовать, узнаем и про козу.
– Вы уж узнайте. А может, ее Дикий Монах скрал? Он же ест что-нибудь? Вот и скрал.
– Нет никакого монаха! – сказал Вадик.
– Как это нет? Люди видели.
– Кто? Конкретно?
– Да почти что все!
– А я вот не видел!
– И я не видела. А люди видели. Ты меня не путай. Участковый, найдешь козу?
– Постараюсь, – сказал Кравцов. – Ну, Вадик, пошли осматривать место преступления.
3
Они пошли осматривать место преступления.
Рассмотрим и мы вместе с ними. Напомним: «Поле чудес» – это два десятка коттеджей, где живут значительные люди из Сарайска. Он обнесен кирпичным забором, в домике у ворот охрана, проникновение посторонних лиц исключено. В дальнем углу строятся два очередных коттеджа. Неподалеку от них, у забора, стоит вагон-бытовка. Вагон обшит жестью, единственное окошко зарешечено. Особенность вагона: дверь обращена к забору. Рядом, вдоль забора, находится тракторный прицеп. Потом экскаватор. А потом строительство. То есть войти в вагон можно относительно незаметно, если кому-то этого захочется.
Когда Кравцов прибыл, строители сидели в тени у прицепа и молчали, переживая случившееся. А у двери бытовки стоял охранник в черной форме с желтой нашивкой, на которой большими буквами было написано название охранного агентства: «ОПРИЧНИК». Неподалеку прохаживался сумрачный Лазарев – как мы помним, председатель здешнего кооператива. Кравцов хотел зайти в бытовку, охранник сделал движение, обозначающее намерение встать на его пути, и взглянул на Лазарева, как бы ожидая указаний. Лазарев указал не ему, а Кравцову:
– Тебе там делать нечего, участковый! Мы следователя из районной прокуратуры вызвали, скоро приедет.
– Я обязан составить первичный протокол осмотра места происшествия, – сказал Кравцов.
Он сказал это твердым голосом, хотя, если честно, не был уверен, что это действительно входит в обязанности участкового милиционера: до сих пор, кстати, он не допросится из райотдела служебной инструкции, определяющей его права и обязанности. Лазарев, опытнейший в прошлом чиновник, умел уловить неуверенность не только в словах людей, но и в мыслях. И среагировал соответственно:
– Следователь приедет, он все и составит!
Тут вмешался Вадик:
– А труп вообще кто-то осматривал? Может, он еще живой? Я врач, между прочим!
– Ты такой же врач, как я космонавт! – оскорбил его Лазарев, вовсе даже и не желая оскорбить, а так, по чиновничьей привычке. Ему явно не хотелось пускать кого-либо – и это было подозрительно.
– Если выяснится, что он был еще жив, я вынужден буду составить в соответствующие инстанции докладную записку с указанием всех обстоятельств, в том числе лиц, препятствовавших осмотру тела! – соорудил Кравцов нарочито корявую фразу. Он поступил правильно: Лазарев этот язык хорошо понимал, он сразу уловил родимые обороты «соответствующие инстанции», «докладная записка» и «лиц, препятствовавших». Поразмыслив, он сказал:
– Ладно, смотрите! Только осторожно! – «Опричник» посторонился, Вадик и Кравцов вошли в бытовку. Лазарев встал в двери, наблюдая.
Картина была ужасная: стол опрокинут, на полу рассыпаны бумаги, дверца массивного сейфа открыта (ключ торчит в ней), в сейфе тоже какие-то бумаги и несколько купюр россыпью. Пара тысячерублевок валялась и на полу. И тут же, между столом и сейфом, лежал вниз лицом прораб Владимиров. Под телом растеклась кровь, уже загустевшая. Рядом валялся окровавленный строительный молоток. Молоток двойного назначения: круглое било с одной стороны и заострение для колки кирпича с другой, молоток каменщика. Вадик склонился над прорабом, пальцем щупая на шее пульс. Кравцов обратил внимание, что тело будто бы пытались вытащить: кровь не под головой, а дальше, за ногами видны следы волочения. Вадик все нащупывал признаки жизни. Кравцов осмотрел другие детали. В углу стоял стеллаж со стопками рукавиц, новыми строительными касками, ножовками, мастерками и прочим рабочим имуществом про запас. Было и несколько молотков, похожих на орудие убийства. На подоконнике – бутылка молдавского коньяку и два стакана. Бутылка почти наполовину выпита, в одном стакане на дне свежие остатки, в другом – ничего, пуст и сух, даже пылью слегка покрыт.
– Живой! – вдруг вскрикнул Вадик. – Он живой, Павел Сергеевич!
Кравцов быстро глянул на Лазарева и тут же отвел глаза. Но успел заметить, что эта новость оказалась для Лазарева скорее неприятной.
– Вы врачей, надеюсь, вызвали? – официально, как представитель медицины, спросил Вадик Лазарева.
– Вызвали, вызвали.
– Да они вон приехали уже! – сказал охранник.
4
Врачи уже приехали, а вместе с ними и машина с надписью «Прокуратура». (Замечена, кстати, небольшая хитрость в такого рода надписях. Всем известно, что прокуратура бывает областной, городской и районной, не говоря уж о республиканской. Честнее было бы эту принадлежность в надписях указывать. Но, как правило, частности опускают. «Прокуратура» – и все тут. Так оно значительней и страшнее. Прокуратура же, которая не чувствует себя значительной и страшной, – не прокуратура!)
Следователь Амнистимов (дал же Бог человеку такую фамилию!), мужчина лет сорока, невысокого роста, аккуратный, в костюмчике, быстрый, выскочил из машины и устремился в бытовку. Туда же направились врач и медсестра из «скорой помощи».
– Минутку! – остановил их Амнистимов. – Сначала я осмотрю.
