Само собой, теперь, когда порыв остался во вчерашнем дне, рассказывать об этом Андрею Ильичу было неловко. Он, похоже, сам удивлялся, как это его угораздило.
– И когда это было? – спросил Лев Ильич.
– Я же говорю: поздно. Там никого не было уже.
– Получается, вы были последним? – У Терепаева появилась в голосе подозрительная официальность.
– Получается...
– Ну, Илья Сергеевич, ты не торопись! Еще ничего не доказано! – предостерег Лев Ильич Терепаева. – Мы еще со Ступиным не говорили! И Хали-Гали не допросили, и Гешу-мотоциклиста.
– А вон он как раз! – услышал Андрей Ильич звук Гешиного мотоцикла.
15
Услышав звук Гешиного мотоцикла, Андрей Ильич высунулся в окно и махнул рукой, чтобы тот подъехал и вошел в администрацию. Геша явился.
– Рассказывай, – тут же приступил к допросу Терепаев. – Ночью видел кого у мастерских?
– Видел! – охотно сообщил Геша.
– Кого?
– Савичева.
Все переглянулись.
– Когда?
– Ночью, про ночь же спрашиваете. У меня как раз мотоцикл забарахлил, я в сторонке с ним ковыряюсь, смотрю – Савичев идет. Посвистывает.
– К воротам? – уточнил Терепаев.
– Зачем? На воротах замок. Там с другой стороны целый кусок забора отогнулся, пролезть любому легко.
– Ты-то откуда знаешь? – спросил Лев Ильич.
– Ха! – удивился вопросу Геша. – А кто не знает?
– И Ступин знает, само собой? – намекнул Терепаев.
– Не обязательно. Он начальство, а начальству всего знать не положено! – веселился Геша.
– Ладно, умник! – строго сказал Терепаев. – Ты не скалься, а говори дальше, кого еще видел? Ступина видел?
– Видел!
– Вот! Когда?
– Днем еще.
– Тебя про ночь спрашивают!
– А-а-а... Нет, ночью не видел.
– А Савичев, значит, в дыру залез?
– Не знаю. Шел в ту сторону, но, может, и мимо шел.
Терепаев отпустил Гешу, приказав:
– Найди старика этого, Хали-Гали, и пусть он сюда придет!
– Да я уже здесь! – послышался голос.
16
– Да я уже здесь! – послышался голос, и в открытом окне показался Хали-Гали.
– А где был? – спросил Терепаев.
– Да тут и был. Сидел у стеночки, тут тенек, прохладно.
– То есть ты слышал весь процесс следствия! – обвинил Терепаев.
– Слышал, – не смутился Хали-Гали. – Но я же не знал, что это следствие! Если бы я знал, я бы ушел. Я думал, просто вопросы задаете.
– Когда я задаю вопросы, это и есть следствие! – разъяснил Терепаев. – Тебя тоже сейчас буду допрашивать, и ты обязан отвечать честно!
– Пожалуйста!
– Да ты зайди сюда, через окно, что ли, буду спрашивать?
– А почему нет? И мне тут прохладно, и тебе все видно и слышно.
Терепаева такое неуважение к протокольному мероприятию задело, и он настоял, чтобы Хали-Гали вошел в администрацию.
Тот не упирался, вошел.
И тут же сознался, что Микишин поздно вечером должен был пойти в мастерские, чтобы отлить грузила. Но неизвестно, ходил ли.
– А теперь куда-то поехал сено косить.
– Так. Что получается? – Терепаев начал загибать пальцы. – Савичев возвращался в мастерские. Микишин мог вернуться. Вы, Андрей Ильич, получается, там тоже были. Это мы так совсем запутаемся! А нас интересует что? Нас интересует в первую очередь Ступин! Нас интересует, был ли он там ночью!
– Почему? – спросил Андрей Ильич.
Терепаев посмотрел на него с недоумением: что, дескать, за вопрос? И открыл уже рот, чтобы объяснить. Но так с приоткрытым ртом и остался: он и сам уже успел забыть, почему именно Ступин интересует его в первую очередь.
Лев Ильич поспешил напомнить:
– Даже если Ступин не был последним, он вполне мог заложить что-нибудь такое, чтобы загорелось, но не сразу. Потому что у него самые веские причины.
– Точно! – с облегчением вспомнил Терепаев. – Я же говорю: пора с ним строго побеседовать!
17
Строго побеседовать со Ступиным было трудно: он уже шел прочь от села.
Некоторое время назад он, повозившись с мотором юлюкинского «Москвича», дернул наугад бензопровод, тот отскочил, Виталий увидел деревянную затычку, вынул ее, повертел в пальцах. Она была вырезана недавно.
– Надо же! – сказал Юлюкин. – И как она туда попала?
– Да я вот тоже думаю... – посмотрел на него Виталий.
Юлюкин отвел глаза:
– Кто же это мог? Ребятишки, что ли, баловались?
– Чьи?
– Да мало ли. Я просто живу, ворот не запираю...
– Ладно. На попутной уеду, – сказал Виталий. – Или автобуса дождусь. – Вытер руки и пошел со двора.
Тем временем Вадик рассказывал Кравцову то, что узнал от Хали-Гали. Кравцова это почему-то не поразило.
– Ну, мог Микишин зайти. А мог и не зайти. Ты лучше скажи, как там Терепаев, Ступина еще не арестовал?
– Нет пока.
– Это хорошо. Время работает на нас. Но одновременно и против нас, – туманно выразился Кравцов. – А самого Ступина ты не видел?
– Видел, – сказал наблюдательный Вадик. – Он к дороге пошел.
– К дороге? Это плохо...
– Конечно. Он уедет, а ему нельзя.
– То-то и оно. Ты давай иди, анализируй, что нашел. Есть следы какие-нибудь?
– Провода оплавленные. Я, кстати, хотел...
– После, Вадик, после. Говоришь, к дороге Виталий пошел?
– К дороге.
– Ну, значит, и мне к дороге.
18
И Кравцов пошел к дороге.
Там на обочине сидел Виталий.
Кравцов знал, что перед ним две задачи. Первая: вернуть Виталия. Вторая: объяснить Виталию, что Людмила ему верна и что она его любит. Собственно говоря, вторая задача смыкается с первой: если Виталий поймет, что Людмила ни при чем, у него нет причины уезжать. Ведь не из-за обиды же на то, что его подозре– вают, он принял такое решение. Обида – всего лишь повод.
При этом Кравцов понимал: нельзя уверять, будто ничего не было. Виталия это не убедит. Так люди устроены: им надо, чтобы кто-то оказался виноват. Иначе получится, что они сами виноваты, обвиняя невиновных. Кому же это понравится?
И Кравцов принял решение взять вину на себя.
