– А почему я не отхожу?
– Какая разница? Мне так удобнее!
– Ага, ты еще с разбегу будешь кидать?
– И буду!
– Да? Тогда на тебе, на тебе, на, получай! – Боря пинал Виталика по ребрам, то есть Виталик сам себя стучал кулаками по бокам и так увлекался, что ему казалось, будто это действительно Боря его лупит. Он не выдерживал боли и кричал:
– Ладно, сдаюсь, не буду!
– Проси прощения!
– Прошу прощения.
– Лизни пол три раза!
– Не буду!
– Я кому сказал!
Случилось так, что в это время мама пришла с работы и открыла дверь своим ключом. Она услышала эти крики и решила, что Виталик позвал в гости соседа или одноклассника и они из-за чего-то дерутся.
– Виталик! – позвала она и открыла дверь в комнату сына.
Виталик успел вскочить, весь красный и растрепанный.
Мама недоуменно огляделась:
– С кем это ты?
– Я? Ни с кем.
– А кто это второй тут кричал? Другой какой-то голос, не твой…
– А… Это я это… Я передачу слушал. Театр у микрофона, – Виталик показал на транзисторный приемник, стоявший у него на столе.
– Странный какой-то театр, – пожала плечами мама.
Виталик стал еще осторожней. Он закончил школу, поступил в медицинский институт, вернее, они с Борей закончили и поступили, и все это время они следили за тем, чтобы их тайну никто не раскрыл. Виталий был по-прежнему трусоват, но, когда его пытались обидеть, он говорил, что позовет своего друга и тот разберется. И друг действительно иногда появлялся – в черных очках, в черной кепке, наглый, сильный, смелый. Одного его появления в студенческом общежитии и вопроса: «Ну? Кто тут на моего дружка выступает?» – было достаточно, чтобы конфликт тут же затухал и к Виталию начинали относиться с должным уважением.
По сути, то, что Страхов рассказал при первой встрече Нику и Вику о себе и БГ, было правдой, он только не уточнил, что Борис и Виталий соединялись в одном лице.
Теперь и они, и все остальные жители Страны Страха это знали, но катастрофы не произошло. Генерал-полковник быстро их успокоил, произнеся несколько подряд речей, в которых объяснил, как хорошо будет всем послушным и как плохо всем непослушным. Бояне, окруженные кольцом страхолюбов с автоматами, выслушали эти речи внимательно и не обнаружили признаков неповиновения. И жизнь вошла в прежнюю колею. К боянам присоединились и намеревавшиеся сбежать подростки, и переметнувшийся на их сторону товарищ начальник штаба полковник Илья Ильич Обломский – все смирились, все успокоились.
Страхов отошел от карты, где закончил победоносную войну, и посмотрел в окно на просторы подвластного ему подземелья. Везде он видел марширующих правильными рядами страхолюбов и боян. Страхолюбы, конечно, идут ровнее, они солдаты, а боян приходится учить, чем и занимаются приставленные к ним сержанты. Увлеченно занимаются маршировкой и боюпы, объединившиеся со страбынетами, под руководством старбоя Ника. Сегодня должен состояться Праздничный Парад Преданного Послушания. Красиво звучит: Праздничный Парад Преданного Послушания, ПППП. Страхов всегда любил выдумывать слова и всякие сокращения.
– Как вам эта картина, товарищ генерал? – спросил он, обводя рукой пространство.
И сам ответил себе хриплым и сердитым голосом:
– Игрушки это все! Пора уже делом заниматься!
– Нельзя без подготовки и проверки кадров, – последовал успокаивающий ответ. – Люди должны участвовать в нашем великом деле не по принуждению, а добровольно!
– А вот я их спрошу, негодяев, добровольно они будут участвовать или не добровольно! И пусть только скажут, что нет!
– Но… – хотел возразить себе Страхов и сам себя оборвал:
– Никаких «но»! Сегодня смотр, завтра выпускаем передовой отряд.
– А если неудача? Если там окажутся изменники?
– Тогда пошлем карательный отряд и расстреляем каждого третьего!
– А если…
– Молчать!
Этот диалог слышал Обломский, который сидел в маленькой комнатке с табличкой «Начальник штаба». Он улыбался. Он знал, что должно произойти сегодня вечером.
Конец Страны Страха
Генерал-профессор стоял на трибуне, любуясь проходящими мимо стройными колоннами. Он то по-военному вытягивался и прикладывал ладонь к виску, то по-граждански расслаблялся, милостиво улыбался, помахивал приветственно рукой. Рядом с ним стояли командиры, включая Ника и полковника Обломского.
Вот подошла колонна, направляющим в которой был Антон. Он многозначительно посмотрел на Ника, тот кивнул.
Пора.
Колонна неожиданно остановилась.
Движение застопорилось.
Военный оркестр некоторое время играл, но сбился и умолк.
Страхов вертел головой, не понимая, что происходит. Он повернулся к Обломскому, но в это время из группы подростков, следовавшей за колонной Антона, выбежал Вик. Он с перепуганным лицом встал перед трибуной и закричал:
– Товарищ генерал, важное известие! Разрешите обратиться к профессору!
– Разрешаю, – прохрипел генерал.
– Доктор, тревога! Только что я узнал, что генерал готовит против вас заговор! Он один хочет захватить власть, возглавить войска и завоевать мир! А вас упрячет в дальнюю пещеру, замурует и уморит голодом! Вы ему больше не нужны!
Страхов оторопел.
Пока он стоит так, вытаращив глаза и ничего не понимая, объясним, в чем заключался план, который беглецы придумали в подвале. Полковник обратил общее внимание на то, что генерал-профессор явно не в себе: говорит за двоих, непонятно, кем он себя считает – генералом или профессором.
– Но ведь нельзя же быть двумя людьми сразу! – сказала Анька.
Вик и Ник переглянулись. Они вспомнили, что произошло с их отцом в Бермудии. И Вик сказал:
– Еще как можно!
– Можно, – подтвердил и Обломский. – Я вот долгое время был тоже как бы сразу двумя людьми. Раздвоение личности это называется. Во мне всегда один говорил «да», а другой «нет». У Страхова хуже, то есть хуже для нас: в нем оба человека – заодно. И оба против людей.
– А если их поссорить? – задумчиво спросил Ник.
– Вот! Это я и имел в виду, когда говорил, что у меня есть план!
Итак, Страхов смотрел на Вика (которому поручили стать инициатором в ссоре профессора и генерала), осмыслял информацию и никак не мог осмыслить.
Наконец до него дошло.
– Это правда, товарищ генерал? – спросил он обиженным голосом.
И ответил грубо и резко:
