Но вместо этого появился стаканчик с мороженым.
Ладно, подумал Вик, пусть это исчезнет, а появится…
Появилась жердочка с цветистым и ярким попугаем.
– Попугай… – растерянно сказал Вик.
– Именно, – подтвердил попугай специфическим попугайским голосом, то есть скрипучим и противным.
– Говорящий?
– Еще как!
– А почему ты появился? Я думал про мороженое, а сначала про ракету. Про тебя я совсем не думал. Я не люблю попугаев.
– Значит, ты думал о том, что не любишь попугаев. Вот я и появился.
– Да не думал я об этом, с какой стати мне об этом думать? Я в жизни вообще никогда не думал о попугаях!
– Да? А откуда ты знаешь, что я попугай?
– Видел. По телевизору, на фотографиях, в зоопарке.
– Ну вот! А чего же ты тогда врешь, что никогда не думал про попугаев?
– Не вру! Не думал! Ну, видел, и что?
– Постой. Ты смотрел на попугая в зоопарке и что думал? Зебра? Медведь? Курица? – попугай захихикал – сравнение себя с курицей показалось ему забавным.
– Допустим, да, я подумал: вот попугай. И все.
– Как это все? Ты подумал – и это осталось в тебе навсегда! Мысль о попугае теперь может выскочить в твоей голове в любой момент!
– Зачем? Зачем мне ни с того ни с сего думать о попугае?
– А чем я тебе, собственно, не нравлюсь? – нахохлилась философствующая птица.
Вик смутился. Он не любил обижать ни людей, ни животных.
– Да нет, ты мне нравишься. Но я о тебе не думаю.
– Вот люди! – саркастически сказал попугай. – Нравится – но не думаю! Не нравится – но думаю! Разобраться вы в себе не можете, вот что. Я вот хочу – клюю корм, не хочу – не клюю! – и в подтверждение своей мысли попугай клюнул зернышко и проглотил его, потому что хотел это сделать.
– Но ты меня тоже пойми! – сказал Вик. – В мире много всего. Очень много. Почему я вдруг подумал именно о тебе? Кошек я видел гораздо больше, чем попугаев, почему появилась не кошка, а ты?
– Какой ты подлый! – просипел попугай. – Решил отделаться от меня таким способом?
И Вик увидел, как к клетке подкрадывается огромный черный кот. А клетка при этом – исчезла. Попугай пытался взлететь, но он оказался привязан за лапу веревочкой. Он беспомощно трепыхался, а кот приближался, глаза его были неподвижны и ужасны, как у крокодила или змеи.
– Отпусти меня! – молил попугай. – Он же меня сожрет!
Вик бросился, чтобы отвязать веревку, но кот оказался проворней. Одним прыжком он достиг попугая, схватил его и уже готов был откусить ему голову. Но тут Вик отцепил попугая, дернул и закричал:
– Отдай!
Кот мяукнул басом и цапнул Вика когтями. Но попугай был освобожден. Он суматошно захлопал крыльями, взлетел и с высоты капнул Вику на голову.
Вик вытер голову ладонью, посмотрел на ладонь и возмутился:
– Я тебя освободил, а ты?! – закричал он вверх.
– Скажи спасибо, что у меня ракет под крыльями нет! – закричал попугай и взмыл на недосягаемую высоту.
– Этот гадит, этот царапается… – хмуро сказал Вик.
– А не надо было мешать, – сказал кот, облизывая лапу, будто его царапнули, а не он. – Ты же хотел, чтобы я его разорвал и слопал.
– Ничего подобного.
– Рассказывай! – протянул кот с выражением беспредельного цинизма на лице… то есть на морде. – Каждый мальчик хочет хоть раз в жизни увидеть, как кошка ловит птицу и жрет ее. Инстинкт охотника, дружочек. Все мы звери – и коты, и люди. Все хотим убивать и жрать.
– Неправда! – воскликнул Вик.
Ему стало нехорошо.
Он понял, что, размышляя о Бермудии, он набрёл на такие мысли, которые ему следовало бы обдумать годика через два. Но что делать, если они приходят уже сейчас?
Тут Вик услышал веселые крики: школьники играли в футбол.
И он торопливо побежал к ним: надо отвлечься. А то от этих умственных поисков выхода с ума сойдешь!
Это тоже будет выход! – шепнул кто-то гадкий.
Но Вик сделал вид, что не расслышал.
39. Арестованные Олеги. Настя выбирает мужа
Футболисты привезли всех десятерых Олегов в ЦРУ и оставили там.
Их развели по отдельным комнатам, развязали, дали воды, кофе, чая, фруктов, но каждого заперли. При этом не на обычные замки, а на «антивоображелательные». Кто знает, вдруг узники имеют достаточный уровень воображелания, чтобы взять да и представить себя вне стен комнаты, ничего не взламывая? Вот и придумали особые замки – что-то вроде поля, окружающего помещения. Естественно, поле это поддерживается бермудянином высокого уровня, который, собственно, и есть «человек-замок» в данной ситуации.
Ольмек и Мьянти позвали на совещание руководителей офисов: надо было понять, что делать с таким скопищем одинаковых мужчин. Они могут внести лишнюю сумятицу в предстоящие выборы короля, а главное, в выборы участи. Людям надо будет сконцентрироваться, чтобы принять чистосердечное решение, а как сконцентрируешься, глядя на эти чудеса? И потом: по Конституции каждый, независимо от времени прибытия, должен был принимать участие в голосовании. И что делать – допустить всех десятерых? Это как-то неправильно. Доверить за десятерых голосовать одному? Но вдруг у них у всех разные мнения?
Перед совещанием они зашли к Печальному Принцу и задали ему эти вопросы.
Но тот вздохнул и сказал:
– Это пустяки. Как там мальчики?
– Отличные мальчики! – порадовал его Ольмек.
– Они по-прежнему враждуют?
– Нет, – сказал Мьянти. – Они не имеют такой возможности – не видят и не слышат друг друга.
– Значит, все-таки враждуют. Что ж… Надеюсь, выборы помогут им помириться.
Ольмек сомневался в этом, но Мьянти знал, каково чутье Печального Принца и догадывался: тот что-то такое предвидит. И это что-то касается именно братьев.
– Вообще-то, – деликатно сказал он, – мы думали, что выборы не для них, а для народа. Для блага Бермудии.
– Ах, бросьте, – вяло махнул рукой Печальный Принц. – Какое может быть благо какой-то Бермудии, если два брата поссорились? Бермудия сама с собой разберется, а тут…
– Что?
Печальный Принц не ответил, только странно улыбнулся.
– Идите и работайте, – напутствовал он Председателей.
Ольмек, выйдя, негодовал:
– Ничего не сказал по делу, совсем стал плохой! Его об одном спрашивают, а он про другое…
