Второй выход Ольмеку и Мьянти понравился больше: бороться с преступностью не хватит сил и средств, да и тех, кто борется, тоже надо содержать. Поэтому призвали Мощного Удара и Мануэля и сделали им вполне достойные предложения. Мощный Удар согласился, потому что, обладая богатым воображением насчет терактов и ведения войны, не умел соорудить себе элементарной пищи, а Мануэль чувствовал ответственность за Лауру и свое войско.
С этой минуты возле каждого заведения ЕС появились крепкие парни в камуфляже, которые следили за тем, чтобы никто ничего не взял лишнего. За это они получали плату деньгами, продуктами и товарами, а также и сами прихватывали кое-что из тех мест, которые охраняли.
Короче, вскоре получилось так, что половина бермудян оказалась тем или иным образом на государственной службе, а остальные, если не были сильными воображателями, прозябали и никак не могли придумать себе работу.
А если и придумывали, толку было мало.
Те же кули: засеют они поле, зовут учетчика, чтобы тот оценил их труд и выдал деньги. Но, пока ждут учетчика, какой-нибудь обеспеченный воображелатель оказывается в этом самом месте и устраивает себе огромный каток, на котором в одиночку катается на коньках. Учетчик отказывается принимать работу.
И так далее.
Детей – и то коснулось. Математик и скрипачка Жун Фен, понимая, что ее теоретические и музыкальные способности не нужны, срочно изучала банковское дело, надеясь, что финансисты понадобятся в стране, обзаведшейся финансами. Поэт и астроном Янг Ли учился военному делу: солдаты, как он узнал, пригодились, а вот поэтам и звездочетам делать в Бермудии теперь абсолютно нечего.
56. Бермудяне приспосабливаются
Выход для многих был найден неожиданно.
Дукиш Медукиш, обеспеченный пенсионер, однажды хотел пересесть из инвалидной коляски в машину. Обычно он просил кого-то из соседей, потому что воображелать слугу или помощника у него не хватало способностей. Вот он и окликнул кого-то, кто проходил мимо:
– Здравствуйте, как себя чувствуете? Не поможете мне?
Сосед поспешил на помощь, но вдруг остановился.
– Извините, – сказал он. – А что мне за это будет?
– Моя нижайшая благодарность! – ответил Медукиш.
– Хоть нижайшая, хоть высочайшая, что мне с нее, если я с утра не ел?
– Да? Это грустно. Но я не умею воображелать еду, извините. Я слишком слаб, я уже который год умираю…
– А пенсию получаете?
– Вчера выдали.
– Тогда – три бермуталера, – сказал сосед, глядя в сторону и стесняясь. Не привык он к таким вещам, нужда заставила.
– Дорого! Хватит одного!
– Два!
На этом сошлись.
И оба остались довольны – сосед заработал, а Дукиш Медукиш на мгновение почувствовал, что оказался опять в привычной жизни, где всему есть своя цена.
Каким-то образом слух об этом незначительном событии за считаные минуты облетел Бермудию, и тут всех осенило, что есть же ведь работа, которая существует в любом государстве, даже там, где никаких признаков государства нет, – сфера услуг!
И тут же те, у кого не было денег и ваучеров, бросились наперебой предлагать свои услуги тем, у кого деньги и ваучеры имелись.
Вроде бы зачем слуга сильному воображелателю, который может создать себе десяток слуг? Но они – ненастоящие, а этот будет настоящий. Огромная разница! То, что тебе подчиняется не призрак, а живой человек, дает тебе сознание своего превосходства и силы.
И не за дни, а за какие-то часы жизнь Бермудии изменилась так, что ее было не узнать.
Обычно одинокие бермудяне создавали себе виртуальных жен, мужей и детей – идеальных, послушных, красивых. Но вот прошел слух, что некий чин из ЦРУ взял себе за деньги настоящую жену, то есть купил. Она, как и виртуальная, на все согласна, во всем послушна, но при этом – живая!
Тут же настоящими женами и мужьями обзавелись все, у кого водились лишние деньги. А также наняли личных водителей, поваров, секретарей и т. п. Живых.
Появилась даже, господа взрослые, а подростки и дети, пропустите этот абзац, хотя какой смысл: по телевизору в дневное время вам расскажут что-нибудь и похлеще, а газеты тем более, а уж про Интернет я вообще молчу, так вот, появилась даже проституция. Раньше, если кому было надо, воображелал себе любую женщину или делал заявку в ЕС, женщина была вполне как настоящая, хоть и ненастоящая. Настоящую же можно было получить только через любовь, кому-то это нравилось, а кому-то казалось долго, утомительно, хлопотно. Да и как ты, если уродлив и стар, добьешься любви молодой красивой женщины? С появлением денег проблема тут же разрешилась: десятки девушек были согласны считать себя товаром, а мужчин были готовы этот товар купить – причем не виртуальный, а живой, что ценно!
Хотелось всего настоящего. И созданными из ничего готовыми продуктами тоже уже не удовлетворялись, хотелось, чтобы, как у Бонса, все было натуральное: сначала кто-нибудь воображелает настоящего быка, его по-настоящему забьют и из настоящего мяса приготовят настоящий бифштекс.
Боцман Пит, кстати, устроился при Бонсе, открывшем на «Санта Марии» шикарный ресторан, мясником. С утра до вечера он рубил говяжьи и свиные туши, уставая настолько, что забыл думать о том, как бы найти и выпороть Роджера. То есть он помнил и не мог не помнить, это желание в нем по законам бермудийского пространства не могло исчезнуть, но оно стало таким вялым, что Пит вспоминал о нем лишь к вечеру. Валясь без сил на постель, он бормотал, глядя на фотографию Роджера, которую всегда носил с собой, чтобы подогревать свою ненависть:
– Все-таки я тебя выпорю, щенок…
Но понимал при этом, что, доведись Роджеру оказаться рядом, линьки останутся висеть на стене – боцман, намаявшийся за день, не может даже поднять руки…
– Эх, – вздыхал Пит, засыпая, – знать бы это раньше: когда устаешь, лишаешься всяких желаний…
Даже странно, что такой взрослый мужчина так поздно пришел к этой простой мысли, не правда ли?
Хотя не очень уж она и простая: именно усталость, если подумать, правит миром. Или, возможно, позволяет править им. Поэтому-то всякое правительство всякой страны и заинтересовано в том, чтобы население уставало как можно больше. Поэтому, господа дети, когда господа взрослые оправдываются перед вами, говоря, что не хотят идти в кино или еще куда-то, потому что устали, и при этом гордятся своей усталостью – не жалейте их. Я предаю вас, господа взрослые, я открываю вашим детям тайну – усталость, мешающая жить, есть грех, позор и глупость. Умный человек до усталости себя не доводит. Хотя я вот сейчас, просидев подряд 12 часов, описывая удивительные бермудийские события, тоже, надо признаться, устал. Но это усталость приятная – единственно достойная человека. Это не ради денег усталость, не ради чего-то материального вообще. И в кино я еще пойти могу. Вот сейчас все брошу и пойду. Еще пару страниц.
