– Заткните ему пасть! – тут же послышался голос Кривого Блюма. – А то я сам впихну ему туда триста стручков кайенского перца!
И другие зашикали на Олега, а одна старуха даже пихнула его острым локтем, преданно глядя на Ника.
– Это всего лишь мое мнение, – уверенно говорил Ник. – Ваша воля – прислушиваться к нему или нет. Моя задача не навязать вам свою точку зрения, а догадаться, понять, почувствовать сердцем, чего хочет народ. Тогда этого захочу и я!
Было что-то странное в том, как говорил Ник. Большинству казалось, что его рот раскрывается не в такт словам – но это дело привычное, это работает САП. Ник говорит на русском языке, остальные понимают каждый на своем. Однако не соответствовала словам и мимика Ника. Он говорил так, будто не вполне понимал собственные слова, удивлялся им, а иногда создавалось впечатление, что он хочет заглянуть себе в рот, чтобы посмотреть, каким образом там получается то, что он произносит?
Только Мьянти и Ольмек знали, что происходит.
Только они обладали таким уровнем воображелания, что умели внедриться в сознание другого человека и заставить его поступать и говорить так, как им требуется. Естественно, они скрывали это свое умение от всех, кроме друг друга. Это было их тайное мощное оружие. Перестав быть тайным, оно тут же утратило бы свою мощь – люди начали бы сопротивляться их воздействию. Впрочем, не так уж часто Председатели его применяли – это отнимало слишком много сил и требовало огромной концентрации. Вот и сейчас Ольмек улыбался, глядя на Ника и посылая ему импульсы, а сам весь побледнел, сжался и был похож на человека, который вынужден присутствовать на официальном мероприятии, хотя у него ужасно крутит живот, и он на самом деле думает, как бы дотерпеть до конца, а потом успеть добежать до туалета.
Ник закончил.
Ему рукоплескали, кричали «Браво!» Ник с достоинством кланялся во все стороны. То, что он произносил не свои слова, его уже не смущало. Ну да, не свои. Но мысли – вполне свои. Он тоже так думает. Наверно, просто система Бермудии откликнулась на его желание быть красноречивым и выполнила его, вот и все.
Ник понравился и многим синим, хотя они боролись с обаянием этого мальчика.
Только Вик не имел возможности слышать и видеть Ника, но ему было не до этого.
62. Выступление Вика. Клин клином
Вик и его друзья обсуждали, не одеться ли ему в такой же костюм, как у Ника. Очень уж эффектно.
– Сроду я костюмчиков не носил, – упирался Вик.
– Так надо! – уговаривала Ли Чен. – Так принято!
Китайские школьники согласно закивали. Они знали, что их древняя Поднебесная страна тысячелетиями живет и процветает благодаря этим священным словам: «надо» и «принято». Как мы помним, их старшие соотечественники трудились не покладая рук, именно потому, что надо и принято. И были зато самой оптимистичной частью населения Бермудии, жалея лишь об одном: здесь не рождаются дети.
– Не надо поступаться своими принципами в угоду толпе! – гордо вступил в полемику Патрик, в котором с молоком матери было воспитано стремление к свободе личности. Но тут же он густо покраснел, потому что, как только произнес эти слова, оказался одетым в черный смокинг с галстуком-бабочкой.
– Тебе идет! – вынуждена была признать Мойра. – Я тебя обожаю.
– Я тебя тоже.
Моментально в такие же костюмы обрядилось все сопровождение Вика.
Он сам начал обрастать черным пиджаком, но тут же заставил его слезть с себя – и закон подлости не сработал. Потому что Вика занимали другие мысли – и мы вскоре о них узнаем.
И вот он вышел на трибуну.
Неизвестно, что ему подумалось, но вышел он почему-то в военной форме и в берете. Это сделало его похожим на юного кубинского революционера. Ник сам не понимал, как это произошло. Видимо, кроме мыслей вольных и невольных, есть еще и подневольные, о которых ты совсем не подозреваешь.
Одно плохо: речь его не была еще готова. В голове настойчиво стучала бабушкина фраза: «Клин клином вышибают».
А что клин? – задавал себе вопрос Вик.
И ответил: клин в Бермудии – это то, что она выполняет желания, начиная с главного: попасть сюда. Следовательно, синие бермудяне поступают правильно, пытаясь выбить этот клин общим желанием убраться отсюда?
Но почему у них не получается?
И тут Вик вспомнил, как он догадался получить еду у Детоненавистника и Детогубителя. Закон белых слонов! Они не хотели давать еду, но побоялись захотеть – и дали! Вышибая клин клином, надо убедить Бермудию, что ты не вышибаешь клин клином! Те, кто хочет остаться, в сущности, ничего не желают, им и так хорошо. Всё зависит от желания тех, кто хочет вернуться. А они, привыкшие, что вместо явных желаний выскакивают тайные, боятся, что на самом деле будут хотеть остаться, – и в результате именно этого и хотят. Не хотят хотеть – и хотят! Вот о чем им надо сказать.
Вик открыл рот и…
– Дорогие сограждане! В Бермудии, как и во всем мире, все течет, все меняется, как сказал мудрец, но есть одна неизменная ценность: человек! Может, вам это не понравится, но я скажу откровенно: ради конкретного человека, ради его блага, ради его свободы, ради его счастья я готов даже отказаться от дальнейшей борьбы! И отказался бы – если бы считал, что это пойдет вам на пользу. Но я в этом не уверен!..
Сначала все удивились совпадению слов Вика и Ника. Но тут же поняли: все правильно, ни у кого не должно быть преимущества, выбирать надо человека, а не его слова. А наговорить что угодно можно!
Но тут Вик замолчал. Он увидел сверлящий взгляд Мьянти и догадался, что происходит. Рот открывается помимо его воли, слова выскакивают сами, а в голове будто шевелится что-то чужое.
Это ему не понравилось.
Он встал так, чтобы не глядеть на Мьянти. Он представил мысленно, что голова его, как у Ричарда Ричарда, закрыта шлемом, только невидимым, сквозь который не проникают чужие мысли. И ему сразу же стало легче. Он заговорил уже сам – медленно, с трудом, слова двигались так, как двигаются ноги, когда идешь в воде – с усилием преодолевая ее сопротивление.
– Кого вы выберете королем – это дело десятое, – сказал Вик. – Важнее, что будет потом. А потом надо будет решать, останемся мы или нет. До этого оставались – и я понял почему. Потому что вы боитесь. На самом деле вы все тут привыкли. Ну как же, вечная жизнь. Даже если у кого что болит, тоже, наверно, привык. Лучше пусть болит вечно, чем ничего не будет. А еще вы боитесь, что, когда начнете голосовать, подумаете о белых слонах, то есть будете желать то, чего не желаете на самом деле. И я вам хочу сказать: не бойтесь думать о белых слонах! Думайте о них – на здоровье! Думайте – но не бойтесь их! И, когда перестанете бояться, они исчезнут! И… И вроде все, – закончил Вик.
Ему рукоплескали все.
