Ага! — воскликнул конферансье. — Первый претендент на звание короля дураков этого зала! Кто ещё? Кто громче?
Зал молчал.
Странно. Один дурак в зале? А мне казалось — гора-а-а-здо больше! Ничего, приятель, ты не один! — И конферансье, заложив в рот пальцы, свистнул — оглушительно, мастерски, отчего дрогнули сердца милиционеров, соблюдающих порядок.
Итак, только для умных!-танец-пантомима «Дикий Запад»! Группа «Спектр»!
И на сцене появились кривоногие красавцы-ковбои в шляпах, сапогах, с деревянными большими револьверами, и красотки, потряхивающие юбками с застенчивым бесстыдством.
— И зачем мучаться? — с ненавистью говорил конферансье Неделину. — Устроить бы сейчас на сцене групповой секс, и никакого Субтеева вообще не надо. Не сердись.
— Да нет, ты прав, — сказал Неделин. Он волновался.
Во-первых, надо быть в образе. Субтеев — он видел по телевизору — лёгок, подвижен, с подтанцовкой. Во-вторых, необходимо попадать в текст. Хорошо, что среди вещей Субтеева оказался магнитофончик и кассеты с его песнями, Неделин успел прослушать их, шевеля губами, вызывая удивление Лены, — разучивал.
Я понимаю, — звучал голос конферансье, — вы согласны весь вечер провести с группой «Спектр». (Зал взревел). Но теперь… (Зал взревел ещё.) На сцену выходит… (Зал ревел не умолкая.) ВЛАДИСЛАВ СУБТЕЕВ!
Неделин побежал на сцену, следом побежали музыканты, зазвучала фонограмма, музыканты стали изображать, что играют, Неделин побежал к микрофону, не видя зала, была только чёрная дико ревущая масса. «Вла-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-адик! Вла-а-а-а-а-а…» — перекрикивал даже этот вой чей-то погибающий девичий голос.
Неделин запнулся о провод и упал.
Он упал и больно ударился головой о стойку микрофона, микрофон тоже упал. А фонограмма, тем не менее, уже звучала.
Наконец Неделин сумел встать, поднять стойку, всунуть выпавший микрофон. И подхватил — добавляя к фонограмме живого голоса:
………………………………
………………………………
………………………………
и т. д.
Зал умолк, ошалело слушая, как Субтеев надсадно орёт в микрофон мимо музыки и мимо текста, громыхающих сами по себе.
А опомнившись — засвистал в тысячи ртов, затопал тысячами ног, замахал тысячами кулаков. Хамство по отношению к себе он терпел, но терпеть не мог непрофессионализма.
Фонограмма резко оборвалась. Подбежал конферансье.
— Владик, ты что? Ты пьяный?
— Всё в порядке. Просто споткнулся.
— С ума вы меня сведёте. (И в микрофон.)Дорогие друзья! Как вы знаете, Владислава Субтеева часто пародируют. Ему это не очень нравится. И то, что вы сейчас видели, это пародия на то, как пародируют Субтеева, исполненная самим Субтеевым!
Зал ответил рёвом восторга.
А теперь всерьёз!
— Уважаемые товарищи! — догадливо подхватил Неделин. — Теперь то же самое, но всерьёз, вот именно, по-настоящему. Прошу.
Он кивнул музыкантам, и пошла фонограмма.
Микрофон пусть отключают, сказал Неделин конферансье.
И пошёл, и пошёл крутиться и разевать рот. От песни к песне он всё больше заводил зал, он взмок от труда и от радости единения с залом. Юноши свистели, девочки кричали, изнемогая. Впрочем, и они свистели тоже.
Потом вдруг пауза. Неделин стоял, тяжело и счастливо дыша, поднимая руки.
А теперь сюрприз! — объявил конферансье из дальнего угла сцены. — Кое-кто думает, что мы тут всё под фонограмму делаем. Но следующий номер вас разубедит.
И понёс, дурак, Неделину гитару, пощёлкал пальцем по микрофону: работает! Сказал Неделину: «Валяй!»
Неделин повесил на себя гитару. Взял аккорд, провёл по струнам. Струны нестройно, но мощно пророкотали в усилителях. Зал, восхищённый тем, что любимый певец, оказывается, чего-то и на гитаре умеет, взорвался овацией.
Неделин провёл ещё.
Он должен был что-то спеть, но что?
Когда-то давно, студентом на картошке будучи, он перенял три-четыре аккорда и мог под них кое-что — Высоцкого, например. Но здесь должно быть нечто своё, оригинальное — а на кассетах Субтеева он ничего такого под сопровождение одной лишь гитары не слышал.
Что ж делать-то?
С другой стороны — это ведь не его конфуз, это Субтеева конфуз, и, если освищут Субтеева, значит, может быть, одним пошлецом станет меньше. Возможно, в том и задача — раз оказался во плоти певца, сделай добро, уничтожь пошлость её собственными руками, развенчай фальшивого кумира!
Но необходимо всё-таки что-то сказать. Извините, мол, я сегодня не в форме.
Ещё раз проведя по струнам, Неделин сказал:
Извините, я сегодня немного…
И не сказал, а спел голосовыми связками Субтеева. Публика замерла. Неделин взял другой аккорд, пропев:
Я сегодня немного, немного, я сегодня немного, чуть-чуть…
Атас! — услышал он чей-то громкий выдох.
Я немного сегодня, совсем немного, — уже ради баловства пел Неделин. — А если кто много, то мне наплевать, главное, я немного, немного, немного, чуть — чуть, дураки, те, кто много, а я немного, немного, немного…
Так, используя известные ему аккорды, он пел минут пять и закончил. Когда самому надоело.
Боже мой, что после этого творилось в зале! Гром и молния, штурм и натиск. Крики «бис»! Корреспондент местного радио, пришедший на концерт, несмотря на нелюбовь к Субтееву, тихо сказал: «Ни фига себе… ». Виктор Запальцев, пришедший на концерт с женой и детьми, тоже одобрил: «Отлично!». Некий товарищ из КГБ, пришедший на концерт не по службе, а ради отдыха, обрадовался, что приятное сочетается с полезным и громче других закричал «бис!» — чтобы ещё раз послушать слова и запомнить. Слова-то ведь явно с тайным смыслом. (А время ещё было, хоть и на излете, вязкое, цепкое.)
Неделин спел на бис — то же самое.
Он никак не думал, что после концерта разразится скандал.
Музыканты пошли ужинать в ресторан, а Субтееву ужин был заказан в номер. На ужине присутствовали Лена и конферансье.
Ну, и что это значит? — спросил конферансье.
Это — феноменальный успех! — враждебно по отношению к конферансье сказала Лена.
Я тебя штрафую, — сказал конферансье Неделину — за то, что ты шлёпнулся на сцене. Не хватало ещё, чтобы подумали, что ты пьяница или наркоман. Штрафую на двести рублей.
Ты жлоб, Барзевский, — сказала Лена.
Попрошу молчать.
Попрошу на неё не кричать! — крикнул Неделин, ничего не понимая. Кто он, этот Барзевский? Значит, не просто конферансье?
Барзевский усмехнулся и начал загибать пальцы:
