— Не стрелять, парни!
Свирепый выкрик старого моряка пригвоздил эсэсовцев на месте. Выучка у шутце была хорошей, и парни приготовили к стрельбе два пулемета — погибать без боя, пусть чисто символического, они не желали категорически. Но старик тут сказал всего пять слов, которые и вдохнули в них надежду на благополучный исход:
— Замрите, зольдатен! Нас укроет темнота!
«Фельзеннест»
— А ведь дело может и выгореть!
Андрей задумчиво посмотрел на карту. Высадка производилась на широком участке южного побережья.
На западном и восточном участках наносились главные удары, хотя приоритетным было именно второе направление, зато десантные отряды, что шли на самом широком центральном участке Ла-Манша, отдавались на заклание англичанам.
Такая жертва не была напрасной — Манштейн, как опытный шахматист, выбрал гамбит, когда подставляемая под удар пешка или фигура давала выигрыш темпа.
Именно на этом, как понял Родионов, и строился план операции, дерзкой до безумия. Но тем не менее очень расчетливой, как все, что планировал Манштейн. Вот только его фокусы с русскими не прошли, хотя поначалу и он попил немало крови.
Англичане — совсем другое дело. Потенциал их армии, капитально обескровленной Дюнкерком, оставался на чрезвычайно низком уровне.
Хотя, надо отдать должное островитянам, восполнить потери в технике и людях они смогли. Это удалось им сделать путем наращивания производства и дополнительной мобилизацией, только без опытных солдат и офицеров, погибших или попавших в плен во Франции.
Однако наспех сформированные британские дивизии и рядом не стояли с германскими, успешно прошедшими две победные кампании.
Да и выбор у англичан был невелик — десантная операция, проводимая на широком участке, заставляет обороняющегося противника, ограниченного в силах, невольно растягивать резервы.
Их маневр становится делом крайне затруднительным, так как все захваченные плацдармы выглядят опасными. Поди, определи направление главного удара, чтобы сосредоточить там танковые части и скинуть неприятеля в море.
Да еще пусть пока не подавляющее, но уже определившееся господство германских ВВС в воздухе делало контрманевры британцев чрезвычайно затратными мероприятиями, ибо пикировщики Ю-87 еще с Французской кампании навели определенный шорох.
Единственную, но по-настоящему страшную угрозу представлял собой английский флот из двух десятков линкоров и тяжелых крейсеров, что базировался на военно-морские базы и порты метрополии, включая Шотландию и Оркенейские острова.
Плюс несколько десятков крейсеров самых разных типов и полсотни эсминцев, пара-тройка авианосцев и три дюжины подводных лодок.
Ну а в качестве дополнительного бонуса британцы имели огромное число мелких боевых кораблей — сторожевики, шлюпы, торпедные катера и прочие канонерки, включая пару огромных мониторов с мощной 15-дюймовой артиллерией.
Сравнивать было нечего, даже пытаться не стоило. Как говорится, не по Сеньке шапка!
Адмирал Редер мог противопоставить едва ли треть равнозначных первоклассных кораблей — два линкора «Шарнхорст» и «Гнейзенау», прилично бронированных, но вооруженных 11-дюймовыми орудиями, супротив 14–15 дюймов у англичан, и даже 16-дюймовыми, что имелись на «Нельсоне» и «Роднее».
К этой «сладкой парочке» линкоров прилагались две единицы тяжелых крейсеров и «карманных линкоров» — последние при крейсерском водоизмещении имели полдюжины пушек в солидных 11 дюймов против 8 203 мм на «вашингтонских» крейсерах.
Новейший линкор «Бисмарк» лихорадочно доводился до кондиции, но раньше марта надеяться на его полную готовность не приходилось.
Французские линкоры были безжалостно расстреляны или захвачены британцами, а союзные итальянцы заперты в Средиземном море.
Правда, во флот вторжения Редер включил два ветхих броненосца, что помнили еще Ютландский бой. Таких и потерять не жалко, вот только помощи от «Шлезиена» и «Шлезвиг-Гольштейна» ожидать не приходилось.
Так что происходи это дело еще лет десять назад, то надеяться на успешную высадку не приходилось. Стала бы чистейшей воды авантюра с массовым самоубийством!
Но те времена стремительно изменились с испанской войны 1936–1939 годов. Люфтваффе там встали «на крыло» и превратились в страшную угрозу даже для такого серьезного противника, как «Гранд Флит».
Теперь атака с воздуха трех сотен пикировщиков могла превратить линкоры в груды металла и отправить их на дно Канала намного быстрее, чем те среди белого дня смогли бы напасть на десант.
К тому же две сотни торпедоносцев были спешно подготовлены за эти три суматошных месяца, тут необходимо отдать должное неожиданно проявленной Герингом чрезвычайной энергии. Организатор из него превосходный, если, конечно, наци номер два выходил из своего «нарциссового» состояния и преодолевал привычную лень.
Гастингс
Ночной бой всегда представляет собою изрядную суматоху, на любых учениях, даже самых сложных, порядка намного больше — эту нехитрую аксиому Макс Шмеллинг усвоил с первых же минут десантирования во вражеский тыл. И сейчас он был занят нехитрым солдатским делом, стараясь выполнить две задачи, хоть и близкие в некоторых аспектах, но расходящиеся порою в диаметральных направлениях.
Первая — проста и незатейлива — выжить в бою жаждет почти каждый солдат, за исключением напрочь отмороженных безумцев, но вторая шла исключительно от долга перед фатерландом — выполнить поставленный приказ.
Только штатские люди наивно предполагают, что имеют дело с принципиально разными целями, но здесь, говоря философским языком Канта и Гегеля, есть единство и борьба противоположностей. Ибо ни один командир, ставя перед подчиненным приказ, не желает, чтобы тот погиб при его выполнении. Кто из офицеров захочет понапрасну терять толковых и надежных подчиненных?
И опять же за исключением тех случаев, когда от таких солдат, или вносящих смуту в умы, или откровенных паникеров и раздолбаев, необходимо срочно избавляться, иначе для всех туго будет.
Шмеллинг в категорию последних никак не попадал, наоборот, стал чем-то вроде ординарца у ротного. Но первый бой есть первый, тем паче ночной, когда и ветеран может впасть в определенное расстройство. А тут на аэродроме шло самое настоящее столпотворение, похожее на пожар в доме умалишенных. То еще представление, если честно сказать!
Весело горели три «спитфайра», разгоняя темноту ночи. И подсветка имелась — зеленые, красные и желтые трассера гудели непрекращающимся роем голодных шершней.
Дикие крики на немецком и английском языках не только вносили определенный порядок в имеющийся кавардак, но и добавляли суматохи.
Макс лихим кенгурячьим прыжком выскочил из-за стены спрятанного за маскировочной сеткой ангара и лоб в лоб столкнулся с двумя англичанами, которые прижимались к стене.
