— Архизабавно получается, вы не находите? Жандарм спасает большевика.
— Бывший жандарм спасает бывшего помещика, сына статского советника и внука еврейского лавочника.
— Не передергивайте, батенька. Поместье давно продано.
— Жандармские погоны тоже давно сняты. Мы оба из «бывших», Владимир Ильич.
— Позвольте полюбопытствовать, откуда такие подробности про мою семью?
— Ну, дедушка Сруль-Израэль Бланк в досье Александра Ульянова фигурировал. Так что готовьтесь — когда станете во главе России, ваши враги непременно русским напомнят, какого происхождения их вождь.
— После победы пролетарской революции нации уравняются.
— А тысячелетний антисемитизм вы устраните за три дня.
— Увидите, уже при нашей жизни Россию ждут решительные перемены к лучшему. Вы в силу своей профессии смотрите на ситуацию узко и не понимаете перспектив. Откровенно мне вас жаль.
Сталин и Зиновьев извелись ожиданием, приплясывая от беспокойства. Здесь вождь лишился не только накладной, но и родной рыжеватой бороденки вместе с усами. Униформа священнослужителя уступила место потрепанной рабочей одежде, лысину прикрыл парик. Зиновьев также принарядился.
Никольский ожидал, что провал восстания и переход на нелегальное положение обескуражит большевиков. Ничуть не бывало. Они взахлеб обсуждали главное достижение — привлечение к демонстрации на своей стороне до полумиллиона человек в одном только Питере. Сотни погибших и не менее тысячи раненых упоминались вскользь, как использованный расходный материал. А подпольная деятельность, секретность и конспирация им настолько привычны по царским временам, что революционеры чувствовали себя как рыба в воде.
9 июля Ленин и Зиновьев в сопровождении Сталина, Аллилуева и Никольского совершенно открыто отправились на Приморский вокзал, а дальше вместе с Емельяновым добирались до деревни Разлив, избрав своей резиденцией обыкновенный шалаш. Пожалуй, ссылка в Шушенском кажется курортом по сравнению с шалашовым существованием, злорадно подумал генерал, который предпочел вернуться в Петроград. Благодаря демаршу к Чернову он теперь настолько известен в эсеровских кругах, что присутствием в Разливе привлек бы ненужное внимание.
Несмотря на разгром штаб-квартиры ЦК в особняке Кшесинской и уничтожение редакции «Правды», практически все члены большевистского Центрального комитета остались в столице на легальном или полулегальном положении. Объявив РСДРП(б) вне закона, временные правители распорядились арестовать лишь Ульянова с Зиновьевым. Последний, в девичестве — Герш Апфельбаум, выглядел далеко не самой яркой фигурой событий 4 июля. К тому же он выступал последовательным противником ленинского апрельского курса на немедленный захват власти. Чем не угодил властям именно Зиновьев, трудно понять.
Гиль разбил машину о брошенную среди переулка повозку, но сумел выбраться пешком. Ленинского двойника контрразведчики застрелили при задержании. Павел Васильевич Юрченков бросил оружие и отделался арестом на неопределенный срок — смертная казнь в демократической Российской республике официально не применялась.
Никольский отметился о прибытии у Свердлова и отправился к Шауфенбаху. В просторной квартире на Фонтанке царили пустота и чистота. Телефон молчал, а марсианин неторопливо изучал газеты в кабинете. Больше никого там не было.
— Ульянов в безопасности, но не у дел. Большевики проиграли, — без предисловия начал Владимир Павлович. — Во время мятежа погибло свыше трехсот человек. Я ранил из «Маузера» офицера, с которым был знаком до революции — достойнейший человек. 6 июля германская армия начала наступление. Наши войска дивизиями бегут от немецких батальонов. За какую сторону играете, герр Александер?
Шауфенбах отодвинул газеты.
— Хотите сказать, что ленинцы не оправдали моих надежд и прогнозов. Частично вы правы. Но и эсеры не выдержали экзамен, причем повели себя глупо и нерешительно. Им помогай, не помогай — все одно.
— Не соглашусь. Восстание они подавили, Петроград удержали.
— И что? В сознании масс пролитая на улицах кровь на совести Временного правительства и эсеро-меньшевистского ВЦИК. Большевики набрали очков. Знают, что могут при желании поднять на акцию протеста полмиллиона только в Петроградской губернии.
— А смысл? Их загнали в подполье, как крыс.
— Нормальное состояние для радикальной оппозиционной партии.
— То есть вы полагаете, что будущее за большевиками, а не эсерами?
— С большей степенью вероятности, чем в марте. Судите сами, Владимир Павлович. Керенский подтолкнул армию к попытке наступления, которая с треском провалилась. Снял с фронта казачьи части и самокатный полк, на улицах Петрограда солдаты стреляли в русских же солдат и матросов. Браво. 4 июля даже идиоты поняли, что демонстрации переросли в попытку государственного переворота. Но только 7 июля издан приказ об аресте Ульянова и Зиновьева. Свердлов, Сталин, Луначарский — вне претензий.
— Да, решительности недостает. Но именно здесь мы могли бы помочь. Устранить большевистскую верхушку, — Никольский подумал, что Ульянова он казнил бы собственноручно, невзирая на отвращение к смертоубийству.
— Не спешите лить кровь, господин жандарм. Лучше посмотрите, как умеренные распорядились мнимой победой. Керенский сместил Львова, осталось лишь четыре министра, представляющих буржуазные партии. То есть эсеры с меньшевиками оттолкнули от себя правых. Дальше — больше. Петросовет и ВЦИК практически утратили значение. Эсерам не нравится, что там представлены другие партии, включая большевиков. Тем самым Керенский и Чернов утратили видимость народной поддержки, которую получали через Советы. Тут или-или. Для игры в демократию нужна представительная власть, при диктатуре давить оппозицию, не оглядываясь на сантименты. У них решения половинчатые. Керенский пытается быть немного беременным, частично — целкой.
Никольский впервые услышал от неэмоционального Шауфенбаха столь резкие и грубые выражения. Похоже, российская действительность доконала даже инопланетянина.
— От имени Временного правительства наш политический гений подписывает договор с Украинской радой о малороссийской автономии. Понимаете, что это значит? Если столицу с трудом контролируют, о какой власти можно говорить по отношению к «автономии». Финский сейм объявил о «неотъемлемых правах» финского народа и запретил Временному правительству вмешательство во внутренние дела. Правительство приняло плевок лицом, утерлось и не вякнуло. Территория начала дробиться.
В начале разговора Никольский то стоял напротив стола, то расхаживал по кабинету, пытаясь хоть в движении разогнать черноту, скопившуюся в душе. Теперь он сел на стул и попробовал найти аргументы против большевиков.
— Но Ульянов называл аннексией попытки удержать Украину и Финляндию.
— Неужели вы не поняли главного отличия? Умеренные создают видимость соблюдения обещаний. Ленинцам — плевать. Ульянов может заявить о независимости Украины и Бессарабии. Да пусть Рязани и Москвы, лишь бы добиться власти. Потом отдаст приказ ввести туда 1-й пулеметный Петроградский полк и утопить в крови сепаратистов. Вы хотя бы одного такого уникума можете назвать среди умеренных?