— Погоны были старые, кобура пустая, — вздохнул Серега. — А вот золотую медаль чемпиона он подарил Ваньке настоящую, собственную…
Интересно, Верный Конь забыл? Или, наоборот, мне намекает?
— Да, Серега, я помню это. Я помню, как на мой тридцатник Кот на банкете вручил мне свой орден Октябрьской Революции.
Серега кивнул:
— Это был знаменитый праздник, и подарочек Кота ничего выглядел — эффектно… Ты ему через пару месяцев отдарил «БМВ». Помню…
— Ну, на этой «боевой машине вымогателей» Кот недолго наездил — расколотил ее вдребезги, расшиб на мелкий металлолом…
— Это не важно, — усмехнулся Серега. — Ты ведь тоже дареный орден не носишь. Смешно сказать, я тогда очень переживал — мне-то вы таких подарков не дарили…
Я искренне удивился:
— Верный Конь, неужто ревновал? Завидовал?
— Нет, не завидовал, — помотал Серега головой. — Никогда. Ценность самого подарка — чепуха, ничего не значит. Важно душевложение в подарок, на твоем языке выражаясь — инвестиция чувства.
— А! Чего там сейчас вспоминать! Нет давно этих подарков, и чувств не осталось…
— А сами мы, как шары по бильярду раскатились, над лузами повисли, друг друга боимся, приглядываемся — у кого кладка лучше. — Серега махнул рукой и спросил: — А сколько Ваньке сейчас?
— Тринадцать. Через пару лет пошлю в Англию…
— Что-то ты задержался, — усмехнулся Сергей. — Я смотрю, дома учиться стало неприлично.
— Нормальная мечта нищих дураков. Ни один из студентов, отправленных Петром в Европу, не вернулся домой.
— А Ванька вернется?
— А куда ж ему деваться? — засмеялся я и показал рукой за окно: — Вот всем этим ему предстоит владеть и управлять лет через двадцать.
Кортеж резал автомобильную толчею на запруженных улицах Москвы, выскакивая на резервную полосу и встречное полотно движения в затеснениях и пробках. Серега нажал кнопку на панели — звуконепроницаемое стекло плавно поднялось, отъединив нас в салоне от телохранителя и шофера.
— Ты не хочешь рассказать обстоятельства вашего боя с Котом? — спросил Сергей.
— Нет! — отрезал я и, помолчав, добавил: — Это никакой не секрет. Но если я тебе начну объяснять все с самого начала, получится глупая длинная сплетня — «ты сам виноват!», «а ты меня не слушался!», «а ты меня предал в беде!». И конца этим взаимным препирательствам не будет никогда. Эти разговоры не объясняют ничего по существу.
— А что объясняет?
— Дремучая и вечно свеженькая сказка о двух медведях в одной берлоге… Кот не понимал, как быстро и решительно меняются времена. Он думал, что этот развеселый разбойный бизнес, когда вся страна стала огромным беспризорным Эльдорадо, когда миллионы просто валялись на земле — нагнись и подбери или силой отними, — вот он и думал, что это будет всегда…
— А ты?
— А я знал, что так не будет, и пытался заставить его делать то, что я говорю. А он плевал на меня и беспредельничал как хотел. Конец известен, — неожиданно для самого себя сказал я с досадой и горечью.
— Кот считает, что это ты его сплавил в зону, — заметил Сергей.
— Вольному воля, — развел я руками. — В нем бушует чудовищная энергия заблуждения. И она заведет его далеко…
— Мне все равно надо знать подробности. Без этого не оценить степень и направление опасности.
Я махнул рукой:
— Надо оценивать ситуацию в целом, подробности тебе не помогут. У тебя, к сожалению, неверный настрой…
— В смысле?
— Ты, разыскав Кота, ни в чем его не разубедишь и не уговоришь. Рассчитаться со мной — главная и единственная сверхценная идея его жизни. Глупо, конечно, но это так…
— Сделай милость, не ряди Кота Бойко в графы Монте-Кристо, — усмехнулся Ордынцев.
Я устал. Откинулся, прикрыв глаза, на подушку лимузина. Никто ничего не понимает. Сказал терпеливо:
— К сожалению, жизнь проще и страшнее беллетристики. Сейчас Кот опаснее Монте-Кристо…
— Але-але, только без паранойи! — замахал руками Серега.
— Нищий юноша Эдмон Дантес, до того как его кинули на нары в замок Иф, прожил ничтожную убогую жизнь мелкого обывателя, — терпеливо объяснял я. — Только став графом Монте-Кристо, он наконец зажил яркой, пряной, увлекательной жизнью героя, любовника, интригана, мстителя, вершителя чужих судеб. С этого момента, по существу, только и началась его жизнь. А у Кота Бойко, независимо от того, убьет он меня или пристрелят его самого, на этом все кончится…
— Уточните мысль, банкир Данглар, — смирно попросил Сергей.
— У Кота нет потенциала развития в жизни, у него все в прошлом.
— При всем уважении к возможностям вашего системного мышления, мой почитаемый учитель, наставник и гуру, — ехидно сказал Сергей, — хочу заметить, что из всех известных мне людей Кот Бойко меньше всего похож на поношенного дедушку-ветерана, у которого все в прошлом. Извините, пожалуйста, если что не так сказал…
— Пожалуйста, пожалуйста, — снисходительно кивнул я. — Вся мировая финансовая игра — от Нью-йоркской биржи до торговли пирожками — это обмен финансовыми рисками. Выигрывает тот, кто сумел снизить свои риски до минимума. Понимаешь?
— Я думаю, что вся жизнь — это обмен рисками, — серьезно сказал Ордынцев.
— Длинная цепь решений — человек оценивает свои интересы и степень риска.
— Точно. И каждый день, принимая эти решения, я должен понять, какое у этого человека вчера и что его может ждать завтра. Это стало для меня привычкой и необходимым условием. Мы должны произвести с Котом обмен рисками.
— И что?
— Жуть, полная чума! За спиной Кота, в его вчера — азарт молодости, слава чемпиона, сумасшедшая любовь к Марине, лихо сорванные, бессмысленно потраченные и более невосстановимые деньги — времена ушли. Деньги больше под ногами не валяются, надо уныло каторжанить за них — а этого Кот не любит и не умеет. Ничто из прекрасного прошлого не повторится, все позади. Впереди у него нет ничего интересного. Только главный чемпионский выстрел…
Мы помолчали, равнодушно разглядывая и не замечая суетливую городскую жизнь за окном. Потом Ордынцев сказал:
— С будущим Кота ты мне обстановочку прояснил. А как насчет твоего завтра? Как там с оценкой рисков?
Как мог искренне, я засмеялся:
— Я не люблю глазеть в бездну!
У них контакт утрачен
Грузовик-мусоровоз маневрирует на улице Огурцова в Теплом Стане вокруг контейнера, куда Кот забросил свой сотовый телефон. Это место — в двухстах метрах от подъезда Лоры. Двое здоровенных парней-мусорщиков, невероятно грязных, даже на вид издающих сильный запах, доброжелательно матеря друг друга, цепляют такелаж к контейнеру.
