— Почему?
— Для настоящего сыщика нет грани между этим смертельным делом и детской игрой в казаки-разбойники. Вся эта беготня, прыжки, стрельба, засады, агентурные прокрутки, азарт ловли живых людей. И все это за нищенские деньги…
— Ну, с деньгами милиция явочно решила вопрос — все взятки берут!
— А что поделаешь? — развел руками Сафонов. — Берут. Они ведь не ангелы. Люди. И часто не самые лучшие. Страха нет, стыд не мучает, бедность замудохала. Берут…
— Все правильно, Алексей Кузьмич. Я за эти годы полмира объехал. Везде полно нищих полицейских, живут в нужде. Но есть менты, которые берут, а есть — которые не возьмут никогда!
Я смотрел на мчащийся по улице бешеный табун фыркающих машин, сполохи разноцветных огней, нарядных прохожих с хмурыми лицами, вечернюю жизнь, изо всех сил старающуюся выглядеть беззаботно праздничной, и думал с испугом — что-то непоправимо сломалось.
— Чертовщина какая-то! Времена настали — стыдно вслух сказать, что я взяток не беру! Звучишь, как врун или пафосный дурак… — сказал я растерянно.
Сафонов долго внимательно смотрел на меня, наклонился вплотную и задушевно спросил:
— Тебе когда-нибудь миллион баксов предлагали?
— Нет, Господь избавил.
Сафонов с удовольствием отпил холодного пива и заметил:
— Вот как предложат, тогда потолкуем…
Помолчали. Я поставил на стол свой бокал.
— Алексей Кузьмич!
— А?
— А вам предлагали?
Сафонов показал официанту два пальца — еще пива! — и невозмутимо сообщил:
— Было дело…
— А вы?
— Так тебе все сразу и расскажи! Тем более при посторонних… — И показал глазами на идущего к нам оперативника из их службы безопасности: — Садись, орел, докладывай!
Запыхавшийся парень присел за стол, я подвинул ему свежий бокал пива. Он сделал огромный жадный глоток, благодарно приложил руку к сердцу и приступил к докладу:
— Наружное наблюдение осуществлялось ими из трех машин, и мы засекли пять патрулирующих наблюдателей. Нами осуществлены качественная видеозапись, аудиомониторинг и фотосъемка с помощью объективов-телевиков. Вышедший на встречу человек идентифицирован нами как Юрий Николаевич Павлюченко — шеф охранно-сыскного агентства «Конус», подполковник запаса КГБ, сорок семь лет, женат, двое детей, проживает… Уже начали выяснить характер связей с «Бетимпексом».
— Ну что? — повернулся Сафонов ко мне.
— Потрясем эти деревья, глянем — какие с них падают фрукты…
Кот Бойко: контакт есть!
Я набрал этот так памятный мне телефонный номер — когда-то я звонил сюда тысячи раз. Терпеливо ждал, пока гулкие звонки бродили где-то там, далеко, по старой квартире, в которой я провел столько времени, узнал так много, а теперь ушел оттуда навсегда. А может быть, оттуда уже ушли все, кого я когда-то любил. Наверное, там пусто. Тишина перед открытием мемориального музея.
Собрался положить трубку, но в ней раздался щелчок, и знакомый надтреснутый голос сказал:
— Слушаю вас…
Жива моя дорогая бабка! Молодец! Ты сделала мне так много хорошего! Сослужи дружбу — сделай еще одно дело, не подведи, пожалуйста!
— Мне нужна Нина Степановна Серебровская.
— Это я, я вас слушаю.
— Вот как хорошо! Это из районного отдела социального обеспечения. Моя фамилия Пронин… Инспектор Пронин. Извините, что так поздно, я вам днем звонил, но никого не застал.
— Ничего страшного, я поздно ложусь. Но я сегодня была дома — никто не звонил…
— Ну вы же знаете, как работают сейчас телефоны. Я вот по какому поводу… У вас ведь полный преподавательский стаж?
— Я проработала педагогом тридцать восемь лет и семь месяцев, — как всегда обстоятельно, спокойно и достойно сказала бабка.
— Ага, тридцать восемь с половиной лет… У меня на руках ваше дело, я так себе это и представлял. Значит, вышло постановление Лужкова о доплате к пенсии учителям со стажем больше двадцати пяти лет…
— Вот удивительный человек! — вздохнула бабка. — Сколько доброго он делает для людей.
— Да, дай ему Бог здоровья. Но есть проблема… Чтобы успеть оформить вам доплату с 1-го числа, нужно, чтобы вы завтра утром подошли в собес к десяти часам. Мне надо получить от вас некоторые сведения, я их сразу внесу в ваше пенсионное дело и завтра же отправлю в финотдел на оплату. Вам ведь пенсию на Сбербанк перечисляют?
— Да, конечно. Я вам так признательна за внимание, сейчас так редко встречаешься с этим…
— Да не стоит благодарности. Я вас завтра жду в десять утра. Пронин моя фамилия, шестая комната, не забудьте…
— Спасибо, господин Пронин, я в десять буду у вас.
— Очень хорошо… Всего доброго. До свидания, я вас жду.
Я облегченно вздохнул и положил трубку. Лора с интересом спросила меня:
— Поделись, мой бойкий Кот, — зачем тебе понадобилась мать Серебровского?
— О чем ты спрашиваешь, птичка моя певчая? Как это — зачем? Забота о социально незащищенных — стариках и детях — моя первейшая обязанность теперь! Можно сказать, гуманитарный долг! Проживу остаток дней добрым самаритянином!
— А где ты взял ее телефон, добрый самаритянин с ружьем? — спросила Лора с напором.
— Где взял, где взял! Помню, — пожал я плечами. — Они прожили в этой вонючей квартире всю жизнь.
Лора восхищенно поразилась:
— И что, ты помнишь все телефоны из записной книжки?
— У меня никогда не было записных книжек, — рассмеялся я. — Все, что нужно, я и так помню. А что забыл — значит, судьба, не пригодилось. Кстати, у меня к тебе просьба. Завтра купи мне в городе два сотовых телефона. Один — системы «Би-лайн», второй — «МТС». Не забудешь?
— Не забуду, — кивнула Лора. — А зачем тебе два телефона?
— Для надежности. Представь — я лежу в койке с «Би-лайном», а ты, на кухне, с «МТСом». Надумал я чаю попить или факинг учинить — сразу звоню тебе, через горы, через расстояния. Ты чего это так смотришь на меня?
Лора недоверчиво-задумчиво качала годовой:
— Мне пугающе везет. Ты — человек-событие! Мужчина-праздник! Не мужик, а фестиваль искусств! Снимает кино, пишет философские романы, устраивает сафари на бронтозавров!.. Сам с собой по двум телефонам разговаривает. А теперь еще, оказывается, самаритянин — друг стариков и детей…
— Лора, жизнь заставляет! Обеспечу сытую старость старушке Серебровской — и все дела! Ты не представляешь, какая это радость — творить добро! Вот уже сейчас ощущаю — стихла к ночи моя гражданская боль, оставили наконец муки сострадания! Можно ужинать, отдыхать и факаться!
