— Есть!
— Пять минут! — прошептали снизу. — Скоро патруль!
— Сейчас… только крышку прилажу на место… Есть!
Пирамида распалась, тени снова приникли к земле.
Протопали мимо сапоги удаляющегося патруля.
И снова вернулись к забору ночные гости.
Еще несколько раз проходил патруль, вынуждая их прятаться в своих укрытиях.
— Всё, ребята! Спускайте меня, а то уже ноги не держат — затекли.
Мольнар провел руками по забору, пряча в щели между досками тонкие черные провода.
— Так, в темпе всем облегчиться — до вечера тут лежим!
— А сигнализация как? — шепотом поинтересовался кто-то из диверсантов.
— До того столба, — махнул вправо рукой спец, — хоть верхом на заборе скачи! А вот дальше — снова немец зрячий будет.
— Всё — отставить базар! — прошептал старший группы. — Никодим, Паша — под теми кустиками ямки отрыли?
— Сделано все…
— Как товарищ капитан сказал — облегчились и по норам! Прикроете нас, сами уползайте правее, там с дороги не видно вас будет…
Объект «Тишина»
Утро
Нетерпеливый наш доктор Холечек заявился с самого ранья. Только что на месте не приплясывая от возбуждения, с трудом выслушал доклад дежурной медсестры.
— Хорошо, Магда, распорядитесь, чтобы подготовили душ Шарко — у нашего пациента сегодня два сеанса.
Величественная медсестра кивает и степенно выходит в коридор. Слышно, как звучат по паркету её шаги.
— Вы так ничего и не придумали? — взволнованно спрашивает меня доктор.
— Увы… у меня слишком мало информации… Я даже не знаю, где сейчас нахожусь! Что тут за города поблизости? Станция, наконец!
Холечек нервно облизывает губы и вытаскивает из кармана… книгу!
— Я не знаю и сам, нас везли на самолете, потом автомобиль… Но здесь была библиотека — на книге есть штамп!
Увы, но название санатория мне ничего не подсказывает.
Дновский район?
Это уже теплее — мы под Псковом.
И что это мне даёт?
— Какое сегодня число?
— Семнадцатое июня сорок третьего года! — волнуется врач.
М-м-да… почти год ещё ждать, пока наши сюда придут.
— Карандаш и бумагу мне дадут?
— Бумагу — да. А вот карандаш… это запрещено.
— Писать я пальцем буду?
Холечек нервно переступает с ноги на ногу.
— Обождите!
И исчезает за дверью.
А медсестру он ещё раньше отослал… и «медбраток» в палату не войдет — не положено ему. Так что несколько минут гарантированного невмешательства у меня есть.
Что имеется в палате из оружия?
В традиционном понимании этого слова — ничего.
Но ведь есть и нетрадиционные, так сказать, способы… Хотя это уж смотря для кого они нетрадиционные. Китайцы, например, так даже лопаточки для риса в этом качестве пользуют! Не жалуются.
Пулемет — он, конечно, поантуражнее будет. Да и по эффективности лопатку для риса превосходит существенно. Но его у меня нет, как, впрочем, и лопатки.
А что есть?
У-у-у… знал бы добрый доктор, что могут сотворить шаловливые ручонки в прибавок к не слишком демшизанутой голове… Демшизанутой — в том смысле, что никакими нравственно-этическими нормами, типа толерантности и всеобщего человеколюбия, не замусоренной. А вполне себе разумной и хорошо (надеюсь) соображающей.
В общем — тот ещё коктейль получается, куда там приснопамятному Молотову…
Впрочем, отсутствовал Холечек недолго — и пяти минут не прошло. Целая вечность для понимающего человека.
— Вот! — протягивает он мне блокнот. — Это чтобы писать!
— Хорошо. А — чем?
Мне предлагается огрызок карандаша, сантиметров шести-семи длиной. Хм… ну, хоть что-то…
— Затачивать его, как я понимаю, нечем?
Ещё два аналогичных огрызка — целый арсенал!
А срезы-то на карандашах свежие… только что приготовили? Обломали и заточили получившиеся огрызки.
Дновский военный аэродром
Самолет из Берлина прибыл к полудню. Зарулив на стоянку, пилот выключил двигатели.
Ожидавшие его прилета автомашины тронулись с места и, подъехав к транспортнику, выстроились в шеренгу. Захлопали дверцы, и охрана, выскочив наружу, оцепила самолет, оттеснив в сторону аэродромных техников.
И только тогда, наконец, открылась дверца. Выглянувший наружу бортмеханик сноровисто приладил лесенку.
Первыми по ней сошли двое эсэсовцев, настороженно оглядывавшихся вокруг. Потом в дверном проеме возник профессор, сопровождаемый своими ассистентами. Ещё какие-то люди, тащившие с собою чемоданы и ящики.
— Герр профессор? — возник около самолета комендант объекта. — Машины поданы — можно ехать.
— Хорошо… За нами идет ещё один самолет, обеспечьте его встречу.
— Яволь!
Захлопали дверцы автомашин, негромко заурчали моторы. Небольшая автоколонна быстро пронеслась по полупустым улицам городка и скрылась в лесу.
Радиограмма.
Михалычу.
«Лектор» прибыл. Ждем указаний.
Часовой.
Радиограмма.
Часовому.
Будет ещё один самолет. Ждите указаний.
Михалыч.
А вот после обеда что-то поменялось…
Началось с того, что ко мне в палату заявились сразу две медсестры, придирчиво её осмотревшие. Протерли мокрой тряпкой пол. Что-то где-то подправили и, окинув напоследок все критическим взором, степенно удалились.
Так…
Или я полный либералистический лопух — или меня кто-то собрался осчастливить своим визитом…
И кто же?
Уж точно не для следака из ГФП тут такие приготовления устраивают. Не та птица, так сказать…
Местный босс?
Похоже.
Или какая-то комиссия с самого верха?
А за каким, простите, рожном?
Пленный подполковник (исключительно со слов, доказательств-то ведь нет?), даже и наболтавший неведомо чего, не та фигура, чтобы его навещали генералы. Смысл-то от подобного визита какой?
Это в наше время на стандартную бытовуху обязательно пожалует сам начальник управления. Чтобы лично окинуть руководящим взором место преступления. И указать местным операм и следакам — что именно они должны делать! И что — не должны. Словно без таких вот ОВЦУ (особо важных ценных указаний) ходящий по земле народ обязательно сотворит какое-нибудь гнусное непотребство, за кое его потом надо будет всячески взгреть. И поиметь в разных формах, в том числе и нетрадиционным способом.
