– Франц станет рыцарем ордена Святого Стефана, – засмеялся Альберт, потирая руки, озябшие в сырой комнате замка. Он сидел вдалеке от огня, горевшего в очаге, и все время зябко поеживался.
– Подойди ко мне, мой милый, – внезапно сказал отец, протягивая руку к Францу. – В детстве я не так уж часто ласкал тебя. Давай приголублю хоть напоследок. Кто знает, когда ты вернешься к нам, если вообще вернешься.
В порыве чувств он обнял младшего сына: накануне разлуки в старом Хорсте внезапно проснулись дотоле дремавшие отцовские чувства.
– Главное, помни, сынок, – сказал он. – Главное, помни: неважно, куда ты поедешь и к кому поступишь на службу. Пусть это будет император или Козимо Медичи, или еще кто… Главное, чтобы ты храбро сражался с врагом. С нашим извечным и исконным врагом. Ты обещаешь?
Франц и оба брата прекрасно понимали, какого врага имеет в виду старый Хорст фон Хузен. Все мужчины в их роду были рыцарями и воевали с одним врагом – с мусульманами. Огромная Османская империя, как зловещая черная туча, из века в век нависала над южной Европой. Разбойничьи набеги, во время которых сжигались деревни и целые города, когда уводились в рабство тысячи людей, – все это сопровождало жизнь из столетия в столетие. Итальянские государства, Австрия, Венгрия – весь европейский юг на протяжении жизни многих поколений страшился угрозы с Востока, откуда, как черная саранча, шли и шли несметные полчища под зелеными знаменами ислама.
Дедушка Франца погиб, сражаясь при осаде турками Вены в 1526 году, а совсем дальний предок – знаменитый музыкант и поэт был участником Крестового похода и, забросив нежную лютню за спину, храбро бился за освобождение от неверных Гроба Господня.
Конечно, теперь отец ждал, что младший сын станет защитником родины от мусульман.
– Я обещаю, отец, – сказал Франц, потупившись.
Ему было неловко. Оба брата прекрасно знали, куда он собирается направиться. Вовсе не к императору Максимилиану и совсем уж не к Козимо Медичи. Оказавшись возле этих великих людей, непременно рискуешь затеряться в толпе таких же, как ты. Много бродит вокруг безденежных рыцарей, многие ищут себе службы и пристанища как минимум, а как максимум – славы и воинских почестей. Слишком много таких, как Франц. Слишком много обедневших дворян, слишком много младших сыновей, слишком мало для них земли. Слишком тесно стало в старой Европе…
Идти проторенной дорогой легко, но ведь в этом случае и шансов на успех почти нет. Успех ждет того, кто отважится идти в сторону от проверенных надежных путей.
Оба брата прекрасно знали об этом решении Франца, и получалось, что теперь они все вместе дурачат отца. От этого ощущения Францу было неловко: отец совершенно не заслуживал такого отношения. Пусть он старый, апатичный и равнодушный. Но он их отец, и незачем над ним потешаться. Конечно, правду ему говорить нельзя – иначе он попросту не отпустит Франца из дома и лишит родительского благословения. Хорста наверняка возмутит безумная идея младшего сына уехать в Новый Свет сражаться там с индийцами на другом краю Великого Океана. С его точки зрения, это – чистое мальчишество.
Перед самым отъездом Франца отец был вынужден исполнить старый обычай: вместе с тремя сыновьями он объехал с визитами окрестных соседей. Старый Хорст уже давно не имел желания покидать свой дом и вообще не желал встречаться с соседями, но нарушить обычай считалось нехорошо. Если в твоей семье происходят важные события, то ты должен оповестить об этом соседей, а не то в округе подумают, что ты живешь слишком закрыто, а значит, скрываешь что-то неблаговидное.
Отъезд младшего сына – это важное событие, и таить его нельзя. Пусть все знают о том, что Франц, согласно древнему обычаю, покинул отчий дом.
Поначалу Хорст собирался ехать верхом, но стоило ему сесть на оседланную лошадь, как он переменил свое решение.
– Давненько я не ездил верхом, – пробурчал он. – Здоровье уже не то. Спину ломит, и глаза плохо видят…
Хорст поехал в повозке, а все трое сыновей – вокруг него верхами.
Во всех домах, куда они заезжали, хозяева встречали гостей вином из своих виноградников и не жалели выпивки. В конце концов, отъезд младшего сына фон Хузен из родного замка – это событие, которое в качестве основного будет обсуждаться весь следующий месяц, если не два.
Поэтому, когда ближе к вечеру добрались до замка Тиглиц, старый Хорст, да и все его сыновья были уже навеселе. Барон Тиглиц вышел навстречу и исполнил все обязанности по гостеприимству. На лице его была кислая мина, он вообще, казалось, был не слишком доволен доставленным беспокойством от нежданных гостей, но старался виду не подать.
Как и все в окрестностях, он знал о том, что старший сын фон Хузена Михаэль собирается посвататься к его дочери, но отца это не радовало, а скорее смущало. Красавица Фридегунд должна была составить куда более интересную партию, чем какой-то захудалый Михаэль. Пусть Михаэль и станет со временем полновластным хозяином поместья, но ведь само поместье было не очень-то богато. Нет, старому Тиглицу хотелось заполучить жениха гораздо богаче и влиятельнее. С другой стороны, и ближайшему соседу отказывать неприятно…
Находясь в смятенных чувствах, барон приказал принести вина и усадил гостей за длинный деревянный стол в саду под свисающими ветками яблонь.
– Хорошего вина в этом году немного, – посетовал он в ожидании угощения, за которым послал слуг. – Июль выдался прохладным…
– Это в итальянских землях все лето стоит жаркое, – заметил, чтобы поддержать разговор, старый Хорст. – Вот виноград там и вызревает, как следует. А у нас, известное дело, – лето на лето не приходится. Казалось бы, совсем недалеко итальянские земли – только через Альпы перейти, и все, а климат куда лучше. Страна лета!
– Да уж, с жарой нам не слишком повезло, – засмеялся Тиглиц. – Бавария – страна вечной осени.
Франц все время смотрел на вышедшую к ним Фридегунд и старался поймать ее взгляд, но ему это не удавалось. Даже когда отец принялся рассказывать о том, что его младший сын на днях уедет в дальние края, взгляд девушки оставался равнодушным. Речь шла о Франце, и поэтому она приветливо смотрела на него, но ни единой искорки не уловил молодой человек в этих прекрасных карих глазах – ни единой.
А ведь было время, Франц готов был поклясться в этом, когда красавица Фридегунд глядела на него ласково, заинтересованно. Ему в те минуты даже казалось, что чувство его к ней взаимно. Ну, хоть по крайней мере девушка им интересуется…
Но сейчас – нет, Фридегунд оставалась мила, но неприступна. И намека не было на ее интерес к Францу.
Уже в самом конце, при прощании, Франц не выдержал и, целуя руку девушки, поднял на нее глаза и сказал:
– Прекрасная Фридегунд, я уезжаю далеко и, может быть, навсегда. Я хотел бы иметь память о тебе. Подари мне что-нибудь от себя, и первую же битву, в которой буду участвовать, я посвящу тебе.
Произнести все это без смущения было тяжело, и язык у Франца заплетался от волнения, но что еще оставалось ему делать? Он уезжал, может быть, навсегда, и времени на то, чтобы объясниться с девушкой, у него не было. Да и не оставит никто их вдвоем – это вообще не принято.
