Рассыпая снопы искр, с охваченными огнем мачтами галера медленно удалялась в наступившую вечернюю темноту, как плывущий по морю огромный факел.
Праздник удался на славу. Ингрид с Лембитом выкатили из трюма несколько бочонков с пивом, и еще один – с крепким напитком, захваченным на ливонской галере. Жидкость эта обжигала с непривычки гортань, была мутноватая и обладала совершенно отвратительным запахом. Привыкшие уже к запаху виски люди морщились и остерегались пить: к виски они привыкли, но эта жидкость была не менее крепкой, однако характер ее запаха невозможно было определить. К тому же виски – прозрачный напиток, а этот – мутный.
Хлебнув из кружки и поперхнувшись, Степан вопросительно посмотрел на Ингрид. Та отрицательно покачала головой: отец никогда не привозил такого из чужих стран, да и у Хагена подобного не водилось.
Усмехнувшись, помотал головой и Марко Фоскарино.
– Не знаю, что это, – заметил он. – В Венеции и во всем цивилизованном мире пьют вино или пиво на худой конец. Британцы делают виски, но такого я никогда не пробовал.
Ситуацию разрешил неожиданно баварский дворянин, увидевший возникшие затруднения. Выпив половину своей кружки одним махом, Альберт фон Хузен пояснил:
– Это называется шнапс. Крестьяне выкуривают его из фруктов – яблок или груш. А к запаху просто нужно привыкнуть. Конечно, это напиток не для благородных господ.
С этими словами Альберт долил себе еще шнапса и залпом выпил снова. Годы, проведенные за учебой в университете, закалили его основательно…
Но шнапс оказался не единственным продуктом, который русские моряки увидели впервые. Среди продуктов с захваченной галеры оказались некие круги, похожие на толстых свернувшихся змей. Правда, запах был хотя бы понятен – он напоминал копченое мясо.
– Это колбаса, – пояснила Ингрид. – В Швеции колбасу тоже делают. Берется мясо, перемалывается, а затем засовывается в перемолотом виде в кишку и в таком уже виде коптится.
– Диковинка, – промолвил Лаврентий, вертя в руках отрезанный кусок колбасы и разглядывая его с недоверием. – А зачем же мясо перемалывать? Для чего портить мясо?
Впрочем, когда шнапса оказалось выпито уже достаточно, моряки смогли есть и диковинную колбасу. Новые члены команды постепенно начали чувствовать себя свободнее, разговорились. Среди бывших галерных гребцов оказались поляки, с которыми русские могли разговаривать, да и остальные, даже не понимая языка друг друга, находили возможность объясняться между собой.
Только Франц с Альбертом держались отчужденно, стараясь быть поближе к Степану и сотнику Василию. Их пугала непонятная обстановка русского корабля, чужая речь, да и сам факт братания людей из разных социальных групп. Баварским дворянам было непонятно, как и почему капитан корабля сидит рядом и чокается кружкой с боярским сыном. А простой матрос чокается с капитаном…
Уже немного освоившись и поняв обстановку, Франц шепнул брату, что следует держаться поближе к Василию – он боярский сын, то есть граф. А если так, то, вероятно, он имеет право посвящать в рыцари, и посвящение будет действительным. Услышав это, Альберт важно кивнул, соглашаясь. Да, на всякий случай это следовало иметь в виду…
Веселье было в самом разгаре. На палубе медленно плывущего брига горели факелы, и люди сидели вокруг составленных бочек, на которых было разложено угощение. Дул свежий ветер, постепенно, с наступлением ночи становящийся ледяным, но тепло одетые моряки не обращали на это внимания. Да и шнапс разогрел их как следует.
В этот момент стоявший у штурвала Демид вдруг страшно закричал. Он всматривался в ночную темноту перед носом идущего корабля и внезапно увидел надвигающуюся громаду. Демид не умел управлять кораблем, и его поставили у штурвала лишь по одной причине: он страдал животом и воздерживался от питья спиртного, так что пировать ему было незачем. А Степан по карте точно знал, что никаких препятствий на пути брига не будет еще долго – ни островов, ни рифов, ни берегов. Задача у Демида была самая простая: держать штурвал прямо и глядеть во все глаза вперед, чтобы не налететь на другое судно, если оно вдруг ненароком встретится в ночной темноте.
Ночью в море страшны не другие корабли – их можно увидеть по зажженным фонарям на носу и на корме, а именно берег, рифы, острова. Там-то фонарей не горит.
И вдруг прямо перед носом «Святой Девы» возник остров!
Он возник ниоткуда, из морской тьмы, стоя прямо по курсу, и до него оставалось совсем немного – нужно было немедленно останавливать бриг. Кому охота налететь на прибрежные скалы и пропороть днище?
Все разом вскочили, заметались по палубе. Покатилась опрокинутая бочка, рассыпалась еда, и полетели в разные стороны кружки и кувшины. Все на корабле уже приобрели кое-какой опыт в морских делах, и каждый прекрасно понимал: если сейчас не сделать что-то быстро, через пять минут все могут оказаться по пояс в ледяной воде, да еще ночью.
Опустили оба тяжелых якоря, забанили ход крутым поворотом руля, но остановить бриг удалось лишь совсем поблизости от крутого обрывистого берега, черневшего прямо перед носом «Святой Девы». Еще повезло с прибрежными камнями – их тут не оказалось, а не то могло бы стать поздно…
Вечер был испорчен, все разбрелись по кубрикам в трюме, а Степан еще долго стоял на корме, вглядываясь в странный остров и пытаясь понять, как же он здесь оказался. Затем пошел в капитанскую каюту и, запалив свечку, принялся сверяться с картой. Нет, он не допустил ошибки: корабль шел в открытом море. Разве что каким-то образом вдруг поменялся курс? Но это невозможно: Демид крепко держал штурвал, как ему приказали. Так что же это?
Вошел Лаврентий, лицо его было загадочно.
– Ну что? – спросил он. – Нашел на карте этот остров? Нет? Ну, так я и думал.
Он засунул лицо в поднятый воротник и, усевшись на кровати, замолчал.
– Что ты имеешь в виду?
После некоторой паузы колдун сказал:
– Это непростой остров. Очень даже непростой. Я это чувствую, хотя не могу сказать, в чем тут дело.
Потом пояснил свои туманные слова:
– Здесь колдовство. От этого острова за версту несет темными силами. Он не случайно возник у нас на пути.
К словам Лаврентия стоило прислушаться, Степан это уже знал. Но казалось, что колдун и сам точно не осознает, что его встревожило.
– Капитан Хаген? – спросил Степан.
Но Лаврентий только покрутил головой и хмыкнул. Вытащил из-за пазухи заветный полотняный мешочек и показал другу.
– Мой Алатырь не нагревается, – сказал он. – Значит, Хагена нет поблизости. Пока что нет, по крайней мере. Не исключено, что Хаген тут появится. Больно уж темное место этот остров. И зачем-то ведь он появился на нашем пути?
Оставалось ждать утра, а до той поры нужно было попытаться заснуть, чтобы восстановить силы.
– Фрол умирает, – апатично произнес Лаврентий, уже засыпая. – Я сейчас был у него в трюме, осматривал. Жар сильный и не спадает никак. Горит Фрол весь, как в огне, а я ничего не могу поделать.
