Во дворе крепости начиналась утренняя жизнь. Менялась стража на стенах, варилась каша в медных котлах, растрепанные прачки шли на берег реки с грудами солдатского белья. Степан во все глаза глядел на окружающее. После долго плавания и всех выпавших на их долю приключений странно было вновь ощутить себя посреди русского войска. Диковато было видеть сплошь бородатых людей, нелепыми казались долгополые одежды.
– Что ж, – вздохнул Степан. – Придется заново привыкать. Это – наша родина.
На сидевших под охраной чужаков тоже смотрели. Конечно, было на что – ведь выглядели Степан и его товарищи странно. В чужеземном платье, с иностранным оружием. Особенно бросались в глаза смуглый старик – Марко Фоскарино, одетый в полосатые короткие штаны оранжевого цвета, и два брата-баварца, надевшие по торжественному случаю подобающие наряды. По ним сразу видно было – люди из чужих, далеких краев.
Спустя некоторое время на высокое крыльцо деревянного дома, стоявшего посредине обширного крепостного двора, вышел сам воевода. Князь Иван Хованский был дородным мужчиной лет пятидесяти, с лицом воина, изборожденным глубокими морщинами – следами трудных походов, жестоких боев и дворцовых интриг. Его седая борода лежала на груди, а одет он был в длинный синий кафтан с серебряными пуговицами и шубу на соболях, наброшенную сверху на плечи. Шуба, крытая синим же сукном, волочилась сзади по земле.
Осмотрев незнакомцев с крыльца, князь Хованский медленно, ступенька за ступенькой сошел вниз и направился в их сторону. Опричник пошел ему навстречу, о чем-то докладывая.
Василий со Степаном встали, за ними – все остальные. Подошедший воевода в молчании взглянул каждому в лицо. Потом вновь вернулся взглядом к Василию и промолвил удивленно:
– Тебя ли я вижу, сын Прончищев? А мне сказывали, что ты погиб уж давно в бою. В Москве по тебе отец с матерью панихиды служат, а ты вон где!
– Мы из плена бежали, дяденька Иван, – вымолвил сын Прончищев затрясшимися губами. Он не ожидал такого сурового приема от отцовского друга…
– Из плена? – вскинулся князь Хованский, и глаза его потемнели. – А как же вы из плена бежали? Да еще в иноземное платье вырядились! Вам что, ливонцы все это выдали?
– Лазутчики они, – вставил из-за плеча воеводы опричник. – Сказываю тебе, боярин, верное слово. Платье и оружие иноземное, и видно, что бороды брили. Только сейчас заново обросли, чтоб своими показаться.
Но Василий был еще далек от того, чтобы прийти в отчаяние от незаслуженных обвинений. Он с такими трудами добрался сюда, в ставку русского войска, он так стремился вернуться на службу! И ему повезло: князь Хованский его старый знакомый!
– Мы захватили корабль, – почти выкрикнул он. – На корабле мы сражались с врагами великого государя и теперь приплыли сюда. У нас есть боевой корабль, мы хотим служить!
– Так вас доставили сюда на корабле? – уточнил опричник, вылезая вперед. – Смотри, боярин, они сами признаются! На ливонском корабле сюда доставлены, чтобы шпионить и вредить!
Воевода многозначительно молчал. Василий же буквально затрясся всем телом от незаслуженных обвинений. Потом взял себя в руки.
– Дяденька Иван, – сказал он смиренно. – Ради отца моего, ради матери! Выслушайте меня наедине, я вам все толком объясню. Мы не изменники, не предатели, а славно сражались и вернулись из плена на службу великому государю. Позвольте мне все вам объяснить с глазу на глаз, вы поймете.
Воевода раздумывал несколько мгновений.
– Он говорил, что вот в этом сундуке сокровища для великого государя, – вставил опричник. – Надо бы посмотреть. Прикажи открыть, боярин.
– Нет, – решил, наконец, князь Хованский. – Не время сейчас и не место. Сундук отнести ко мне в дом, а ты, братец, – он обратился к Василию, – пойдем со мной. Хочешь наедине поговорить – хорошо, не откажу. Уважу ради старинной дружбы.
Стрелецкая охрана отступила на шаг, и Василий приблизился к воеводе. Затем поклонился и негромко сказал:
– Дозволь еще и капитана с собой взять, дяденька. Вот он – Степан Кольцо. Он тоже все тебе объяснит.
– Какого еще капитана? – взгляд воеводы Хованского устремился на Степана, одетого дороже других – в коричневом кафтане на медных пуговицах и с шейным шарфом желтого цвета. – Он что – тоже русский?
Степан поклонился в пояс, как, вспомнил он, полагается в московском войске.
– Капитан брига «Святая Дева» Степан Кольцо. Бывший стрелец русского войска.
– Ага, еще один изменник, – прошипел опричник, ухмыляясь. – Сами во всем признаются. Страха не имеют.
Чуть подумав, воевода согласился.
– Ладно, – сказал он. – Пусть и этот капитан пойдет. Сказал, что выслушаю внимательно, так и сделаю. Объясняйте, как сможете.
Двое стрельцов, подхватив тяжелый сундук, потащили его в дом к воеводе, а сзади двинулся сам князь и рядом с ним Василий со Степаном.
Оглянувшись, Степан поймал отчаянный взгляд Лаврентия, но сказать уже ничего не успел. Да и нечего было говорить.
«Ох, выйду ли я из дома воеводы, – пришла на сердце нехорошая мысль. – Увидимся ли с Лаврентием – верным товарищем? Увижу ли еще наш корабль? Что-то будет?»
Поднявшись на высокое крыльцо со скрипучими ступеньками, вошли в дом. В чисто убранной горнице стоял тесовый стол с разложенными на нем картами, а по лавкам лежали предметы воинского дела: стальной панцирь воеводы, шлем с блестящим шишаком, татарская кривая сабля. Это было жилище военачальника. Стрельцы, внесшие сундук, поставили его и сами удалились.
Князь сел на лавку возле стола, подобрав края длинной шубы, и обратил свой взор на стоявших перед ним Василия и Степана. Сесть им он не предложил, что было уже явно дурным знаком. За неплотно прикрытой дверью слышались осторожные шаги и перешептывания караульных стрельцов.
Рассказывать принялся Василий. Он сбивчиво, но толково пересказал воеводе злоключения свои и своих товарищей. Поведал и о том, какие победы они одержали. Рассказал о том, что стремились как можно скорее вернуться на службу к царю Ивану.
Князь Хованский слушал молча, изредка кивая головой и поглаживая свою седую бороду. Когда речь зашла о сундуке с золотом, он предложил открыть его. Увидев сверкание драгоценностей и оценив их количество, снова кивнул. Лицо его оставалось по-прежнему замкнутым и суровым, но в глазах зажегся огонек интереса к ситуации.
– А где ты научился водить суда по морю? – осведомился воевода, переводя взгляд на Степана. Услышав о том, что перед ним бывалый помор, крякнул.
– Подозрительный вы народ – поморы, – заметил князь Хованский. – Глаз да глаз за вами надо иметь. Не успел еще великий государь вами заняться – времени у него мало, за всем не доглядишь.
– Что же в нас подозрительного? – не выдержал Степан.
– По морю свободно плаваете – уже подозрительно, – как о чем-то само собой разумеющемся сказал князь. – С иноземцами общаетесь, разве нет? И все без государева догляда. Иметь общение с иноземцами – это же прямая измена российской державе! Нет, подозрительные вы люди. Вот дойдут до вас руки государя.
