– Берем курс на Ревель, – объяснил он. – Делать нечего, и выбирать не приходится. До Риги мы уже не дойдем, не успеем.
– В Ревеле нас всех арестуют и отберут корабль, – возмутился Агафон, услышав приказ капитана. – Или, может быть, ты на службу к ливонцам собрался?
К Агафону тут же присоединился Ипат с его вечной подозрительностью и ворчливостью.
– Свои тебя не приняли, – сказал он. – Еле ноги унес, так теперь решил к ливонцам податься? А если мы все не хотим?
– Да-да, – подхватил Агафон. – Не желаем отечеству изменять. Тут ты нам не указ! Не пойдем служить ливонцам и тебе не позволим! Война идет, а ты к врагу переметнуться решил!
– Корабль тонет! – попытался образумить товарищей Степан. – У нас открылась течь, и она будет увеличиваться. Сбегай в трюм и сам посмотри, Агафон! И ты сбегай, Ипат, чтоб тебе ясно стало.
– Ага! – закричал Ипат, разгадав, как ему казалось, коварный замысел капитана. – Мы – в трюм, а ты нас запрешь и по-своему сделаешь. Ишь чего выдумал: корабль тонет. Лучше ничего придумать не смог?
– А вот мы тебя самого сейчас за борт кинем! – бешено вскричал Агафон, подступая к капитану с явным намерением схватить его. – Тебя, и девку твою, полюбовницу. – Он кинул злобный взгляд на задрожавшую Ингрид. – И друга твоего приближенного – чародея, Богом проклятого. Всех вас в воду, и станем себе хозяева. А, ребята?
Агафон обвел взглядом столпившихся матросов. Люди смотрели апатично, и было непонятно, станут они слушаться Агафона с Ипатом или же нет.
Рядом с Ипатом встал гигантский М-Твали. Он не понимал, что происходит, но хотел продемонстрировать верность своему старшему другу и учителю канонирного дела – одноглазому Ипату.
«Так, – подумал Степан. – Корабль тонет, но мы можем оказаться в морской воде даже раньше».
Как назло, у него не было с собой оружия. Ипат с Агафоном своей вздорностью и постоянной склонностью к бунту так надоели ему, что, случись у него сейчас под рукой сабля, он, может быть, попробовал бы раз и навсегда положить конец распрям с этими смутьянами…
Эх, жаль, что рядом нет сотника Василия. Вот как обернулось: еще суток не прошло с тех пор, как они расстались и боярский сын пошел своей дорогой, а он, Степан, уже сильно нуждается в нем. Был бы здесь Василий, он бы сразу утихомирил людей.
– Вяжи их, ребята! – крикнул Ипат, протягивая руку к Лаврентию. Тот было отшатнулся, но отступить не смог – сзади уже напирали несколько матросов из новеньких, почуявших бунт и желавших принять в нем участие.
– Не робей, их всего трое! – поддержал Агафон, устремляя ненавидящий взгляд на капитана. – Вяжи изменников, предателей. В море их!
В этот момент совсем рядом тускло блеснул взлетевший стальной клинок, и сабля плашмя ударила Агафона по голове. Он пошатнулся, но устоял на ногах, дико озираясь после неожиданного нападения. Однако долго стоять ему не удалось: следующим ударом Франц фон Хузен свалил стрельца на палубу.
Альберт не стал обнажать оружия вовсе – его кулак описал дугу, и от удара в правое ухо Ипат присел на полусогнутых ногах. Другой удар пришелся в левое ухо, после чего одноглазый канонир упал на колени, тряся головой и бессмысленно глядя в палубу. Его язык вывалился наружу…
– Был ты слепой, – сказал Альберт, возвышаясь над поверженным бунтовщиком, – а будешь еще и глухой, – и захохотал. Только потом вытащил из ножен саблю и, подняв ее кверху, обвел взглядом столпившихся матросов.
– Ну, – сказал он. – Кто тут еще желает противиться приказам капитана?
Агафон попытался сесть. По голове его текла кровь, заливала лицо. Хоть Франц бил не острием, а плашмя, но зато изо всей силы, так что лезвие сабли рассекло кожу на голове Агафона.
Сгрудившаяся было толпа отшатнулась. М-Твали посверкал белками своих огромных глаз, но сдержался: связываться с двумя вооруженными баварцами никому не хотелось.
– По местам! – грозно крикнул Степан. – На мачты, кому сказано!
Едва зародившийся бунт был подавлен в самом начале, и капитан понял – теперь и без Василия ему есть на кого опереться. Лишь бы корабль хоть как-то дошел до берега! Лишь бы выжить теперь и спасти всех этих людей!
Но как раз в этот момент судно вдруг дало крен. Сначала оно как будто просело, палуба поехала под ногами. Затем бриг вроде бы выровнялся, но в следующее мгновение снова качнулся вправо и сильно накренился.
– Вода! Вода заливает трюм! – послышались крики снизу, и на палубу выскочили несколько человек.
Степан с Лаврентием бросились вниз. Едва спустившись по лесенке в трюм, они поняли, что дело обстоит куда хуже, чем они ожидали. Дыра в борту, видимо, настолько расширилась, что вода хлестала беспрепятственно. Уровень ее поднялся в коридоре, разделявшем кубрики, почти до колена.
Оставаться внизу дальше было бессмысленно: заделать дыру все равно невозможно, тем более что она постоянно расширялась – ее продолжали раздирать корни злополучного «цветка», не прекращавшего свою разрушительную работу.
Из-за крена люди боялись лезть на мачты и теперь, испуганные, толпились на палубе. Они ожидали команд от капитана, но какие распоряжения мог отдать Степан в ту минуту. Он с ужасом подумал о том, что спустя недолгое время все они попросту окажутся в ледяной воде. А уж о том, что в ней долго не проживешь, помор знал куда лучше других…
– Ни до какого Ревеля мы не дойдем, – обернувшись к Лаврентию, сказал капитан. – Похоже, что Хаген победил.
Ингрид, уже не таясь, прижалась к Лаврентию и обхватила его обеими руками. Ее расширившиеся глаза выдавали охватившее девушку отчаяние. Впрочем, в своем отчаянии она была не одинока…
– Это все из-за меня, – шептала она, как заклинание. – Это все я виновата!
– При чем тут ты? – сказал колдун, обнимая Ингрид и второй рукой гладя ее по голове. – Это Хаген виноват, а не ты.
Наступил вечер, стало быстро темнеть. Уже не видно было море вокруг, на небе появились блеклые северные звезды. Ветер сделался тише, приближалась ночь. Ночь, которая могла стать последней в жизни экипажа погибающего корабля.
Трюм наполнялся водой, и по мере этого судно теряло ход, все сильнее кренясь вправо.
– Пушки – на левый борт, – скомандовал Степан.
Люди засуетились, бросились исполнять приказ. Наверное, большинство из них, как сам капитан, понимали бессмысленность этого действия. Чего они добьются, перетащив пушки на левый борт? Они на некоторое время выровняют посадку брига, но что толку? Еще некоторое время, и «Святая Дева» попросту пойдет ко дну…
Тем не менее лучше любое занятие, чем пассивное ожидание смерти. Пушки загрохотали по накренившейся палубе, и скоро бриг стал идти ровнее. Однако судно осело уже сильно и теперь стало «клевать», зарываясь носом в волны.
– Сколько мы еще продержимся на плаву? – спросил Франц, приблизившись вместе с братом к Степану.
