“Ну вот, сейчас”, — обреченно подумал Шеравкан.
— ...и нам совершенно все равно, слепой вы или нет!
— Заткнись, придурок, — крикнул Джафар, отшвыривая надкушенный кусок. — Замолчи!
Едва увернувшись от куриного бедра, просвистевшего в опасной близости от уха, хозяин вскочил и оторопело вытаращился, переводя взгляд с Рудаки на Шеравкана и обратно. Губы у него подрагивали. Шеравкан, скорчив рожу, молча и яростно закрутил ладонями — мол, тише, не надо больше говорить.
— Я, господин Рудаки... простите меня... Может быть, я как-то... Но ведь мы со всем уважением. Простите, если что не так... мы люди простые...
— Это вы меня простите, — буркнул Джафар, поднимаясь. — Я и сам должен был понимать, что вам совершенно безразлично, зряч я или слеп.
— Господин Рудаки! — завыл хозяин. — Да ведь я!..
— Спасибо за угощение! Ты расплатился? — он повернул голову, ожидая отклика поводыря.
— Нет, нет! — хозяин замахал руками. — Ничего не надо, господин Рудаки! И подождите, подождите. Носилки уже готовы.
— Какие носилки?
— Обыкновенные носилки!.. Сядете спокойно, мои парни часа за два домчат в Кунар. Там постоялый двор... брат мой держит... он со всем уважением... сегодня праздник, они будут рады.
— Я пойду пешком, — сказал Джафар, нащупывая посох. — Не надо носилок. Я буду идти пешком, провались оно все пропадом! Спасибо за все, уважаемый... как вас зовут?
— Салар, — поспешно ответил тот. — Отца Шахромом звали, да возлюбит его Аллах...
— Спасибо вам, дорогой Салар, — сказал Джафар немного смягчившимся голосом. — Но правда: я пойду пешком. А у вашего брата мы, наверное, остановимся... где его двор?
— Прямо у дороги, даже если захотите, все равно мимо не пройдете...
Он сделал Шеравкану знак, отзывая его в сторону.
— Слушай, парень, он что, на самом деле пешком пойдет?
— Наверное, — Шеравкан пожал плечами. — Вчера друг повозку ему предлагал. Отказался.
— Но почему?! — плачущим шепотом воскликнул держатель караван-сарая. — Такой человек!
— Не знаю, — буркнул Шеравкан. — Такой человек.
— Тогда вот что. Слушай. Вот что. В Кунар придете, брату скажешь... его Бехрузом зовут... скажешь, Салар передал то-то и то-то. И расскажешь все. Понял? Чтобы он вам лучшую комнату дал. Понял?
— Понял...
— Вообще-то вас в любом доме примут... а уж отец жениха как будет рад!
— Там свадьба, что ли? — хмуро уточнил Шеравкан.
— Свадьба. Староста кишлака сына женит... Ладно, стой здесь.
Бегом кинулся к своей конторе. Через минуту, запыхавшись, вернулся с какой-то котомкой, тряпками, завернул курицу, мясо, сунул лепешки.
— На!
— Спасибо...
— И вот еще, — хозяин протянул дирхем. — Держи, это твой. Со святого человека нельзя брать.
— Да ладно вам, — возразил Шеравкан. — У меня есть на дорогу.
— Держи, держи, — хозяин силой положил на его ладонь, закрыл пальцы.
— Шеравкан! — сердито крикнул Джафар. — Мне долго тут стоять?!
— Иду, иду! До свидания!
Закинул котомку за спину, поклонился, поспешил к Джафару, протянул руку.
— Держитесь.
Двинулись к воротам.
— Пошли, нечего тут, — ворчал Рудаки. — Вишь ты, все равно ему, слепой я или нет... баран безрогий!.. Ну да, допустим: я не вижу того, что видит он. Зато я вижу то, чего он не видит!.. Ишак разнузданный!.. Ни черта не соображает!.. Простые люди... знаю я этих простых людей — такая сволочь!..
Принялся яростно тыкать перед собой палкой, рассчитывая, должно быть, нащупать воротный столб.
— Правее, — буркнул Шеравкан.
Ему не нравилось, что Джафар обидел хозяина постоялого двора. Тот сам виноват, конечно, но... Он и позавчера накормил за так... вчера хивинец поминальное угощение устраивал, всем хватило... но сегодня снова угощение... И приятные слова хотел сказать, а ему в ответ — его же яствами ему же в физиономию. Неудобно как-то.
Между тем хозяин долго стоял у ворот, глядя вслед слепцу и его поводырю. Слепой шел вскинув голову, будто пытался взглянуть из-под своей повязки. Мальчик поначалу вел его под руку, но потом, перемолвившись парой слов, они поменялись местами: теперь поводырь неспешно шагал впереди, а слепец за ним, правой рукой взявшись за конец поясного платка, а левой помогая себе посохом...
Хозяин постоялого двор качал головой и что-то страдальчески шептал.
Когда путники скрылись за поворотом, он, не переставая бормотать и поглаживая ладонью бороду, побрел вдоль внутренней стены своего караван-сарая.
Остановился, присматриваясь.
И вдруг, встряхнувшись, заорал бодрым и злым голосом:
— Салах, раздери тебя шайтан! Я сколько раз говорил: воду в ведрах не оставлять! Я тебя вожжами отхожу, козел ты рогатый!
— Да это я на минуту поставил, хозяин... что вы так кричите?!
— Что кричите! На вас не кричать, вы вообще шевелиться не будете. Убери! А потом вот что, — он покусал ус. — Возьми осла. Погрузи те два одеяла, что я вчера принес. Поезжай в Кунар. Одеяла Бехрузу отдашь, скажешь — Салар прислал... да он и так поймет. И скажи, что к нему скоро большой человек придет. Царь поэтов Рудаки!
— Сам Рудаки?! — изумился Салах. — Правда, что ли? То-то я слышал, вчера болтали... а я не поверил. Что здесь самому Рудаки делать?
— Не поверил он... баран ты комолый. То-то и оно, что сам Рудаки. От повозки отказался, пешком плетется. С мальчишкой. Ближе к вечеру будут. Так и скажи. И пусть встречает как положено. Понял?
— Как не понять, хозяин, — обиделся Салах.
— Как не понять!.. Знаю я тебя. Смотри не перепутай... Да короткой дорогой езжай, а то позже них приедешь, с тебя станется.
— Да понял я, хозяин, понял...
* * *
По обе стороны от дороги тянулись дувалы, а за ними — зелень деревьев, крыши домов, дымы.
Дорога была пуста, только, не успели они отойти от постоялого двора на сто саженей, их обогнал какой-то человек на осле, а на окраине кишлака увязался пес: сначала облаял, яростно припадая на мощные передние лапы, когда же Шеравкан сделал вид, что, наклонившись, нашаривает камень, кинулся в сторону, поджав хвост, — должно быть, получал уже по горбу булыганом.
Но потом, сочтя, видимо, что исполнил свои обязательства и теперь ничто в родном Вабкенте не держит, потрусил следом, вывалив на сторону фиолетовый язык.
— Что за собака? — хмуро поинтересовался Джафар.
— Собака, — Шеравкан пожал плечами. — Обыкновенная.
