Нет, не растворилась. Помнится. И безответные упреки самому себе все так же остры...
На что ему было так уж злиться? Кубай нанимал его. Нанимал на время. Платил щедро. И в срок. То есть исправно исполнял существующие договоренности. Теперь случилось нечто, что, на взгляд нанимателя, препятствует продолжению отношений с работником. Что остается работнику? — поблагодарить за уже полученные деньги и удалиться...
В самом крайнем случае он, как вежливый человек, мог напоследок высказать надежду на возобновление в будущем столь выгодного и приятного для него сотрудничества.
Но самолюбие кипело. Его! Джафара Рудаки!.. Какой-то жалкий дихкан!
Чурбан, неспособный выслушать десяток возвышенных фраз без того, чтобы не огласить помещение своим слоновьим храпом!.. Из-за сущей ерунды! Которая только в его, дихкана, воспаленном воображении может выглядеть чем-то существенным!.. Из-за того, что Джафар услышал голос его никому не интересной, в сущности, жены, забывшей на мгновение, что ей следует и далее играть роль интересующегося поэзией мальчика!..
Найти в этой глупости повод выставить его вон?! Пусть вежливо — но все же твердо и решительно изгнать?! Ну не дурак ли он после этого? Не хам?!
И что же: утереться и уйти?!
— Странный вы человек, дорогой Кубай, — сказал он, напряженно посмеиваясь.
Хоть чем-нибудь ответить! Хоть как-то уколоть!..
— Поздно спохватились: мы уже обо всем условились.
Ворота закрылись.
* * *
Ехал к дому, то сдавленно хохоча, то оглядываясь назад — как будто хотел убедиться, что все это случилось на самом деле.
Что за глупость, господи!
Воображение только-только начало свою работу.
Так вот чей это был голос! Этот тонкий, этот сладкозвучный голос!.. Этот чарующий смех!..
Вот что скрывала занавеска!.. Дурак, дурак!.. Она была так близко, что долетало ее легкое дыхание!..
Как же он раньше не понял! Нужно быть совершеннейшим болваном, чтобы не сообразить.
Слишком высокий голос. И эти дразнящие колокольцы смеха. Нет, мальчики так никогда не смеются...
Луноликая!.. милая!.. нежная!..
Ну что за дурацкое приключение, подумать только!..
Зачем вот только он ляпнул Кубаю напоследок эту глупость?.. Да ладно, не имеет значения. Пусть чуток поволнуется. Пусть думает: когда успели?! Каким образом? — он отсутствовал не больше минуты... Помучайся, дурачина. Сам виноват. Твои чувства к молодой жене станут от этого только крепче...
Будет что рассказать друзьям!
Бросил Муслиму повод, соскочил с седла, не удержав смеха.
— Что случилось, хозяин?
— Ничего, ничего... Юсуф заходил?
— Нет, хозяин, Юсуф не заходил, — обстоятельно, как всегда, начал докладывать Муслим. — Никто не заходил, слава богу. Должно быть, все делами заняты, никто попусту не тревожит. Да вы и сами знаете, хозяин. Пустой человек — он вечно болтается как собачий хвост. А если человек серьезный, если он занят делом...
— Господи!
— Что вы вздыхаете, хозяин?
— Ты короче можешь?
— Да куда уж короче, хозяин...
— Нет моих сил! Расседлай.
— Погодите, вы же не дослушали.
— Ну?
— От господина Ардашира посыльный был...
— А что же ты несешь, черт бы тебя побрал, вместо того чтобы дело говорить?!
— Вы же рта не даете открыть, хозяин. Вы, хозяин, думаете, что...
— Силы небесные! Что сказал?
— Господин Ардашир к себе просили на ужин...
— Слава богу, разродился. Тогда не расседлывай.
— Сказали, паланкин пришлют...
— Чтоб тебя! Тогда расседлывай. Да скажи там, чтоб помыться мне приготовили.
Приводя себя в порядок, все еще посмеивался. Господи, ну надо же такому случиться! Не придумаешь... а если придумаешь, скажут: ну, дорогой, такого не бывает. Ты, дескать, уж если сочиняешь, так сочиняй по-хорошему. Пожалуйста, можешь толковать нам о пальме с золотыми финиками. Но вот чтоб на сливе груши росли — это уж ты уволь!..
Пускаясь в путь, твердо решил про себя: не будет ничего рассказывать. Ни к чему.
Но, понятное дело, не удержался.
Думал, всех это страшно заинтересует.
— Это что! — воскликнул мулла Багул, сочинитель кулинарных стихов.
— Говорят, однажды хан Меркез...
И рассказал свою историю — на взгляд Джафара, во-первых, совершенно нелепую, а во-вторых — никоим образом не имеющую отношения к делу.
Усмехаясь, Ардашир сделал знак слуге, чтобы тот наполнил чаши.
Через несколько минут отозвал Джафара в сторону.
— Не расстраивайтесь, мой дорогой. Чрезвычайно захватывающее приключение. Не сердитесь на моих гостей. Ведь вы попытались вложить душу в свой рассказ. А хмельное застолье — не то место, где люди интересуются душами собутыльников.
Тот отмахнулся — мол, бог с ним со всем, это всего лишь случай. Жизнь каждый день дарит нам десяток таких безделок.
Ардашир покачал головой.
— Не знаю, не знаю... Так или иначе, история замечательная. Хорошо, если она закончится так же благополучно, как началась.
— Что вы имеете в виду? — спросил Джафар. — По-моему, она уже закончилась.
— Если бы вы, по вашим собственным словам, не пошутили напоследок, — заметил Ардашир. — Столь удачно...
— А что такого? — делано удивился Джафар. — В конце концов, даже глупая шутка — всего лишь шутка.
Он гнал от себя эту мысль. Гнал тревожное чувство. Старался забыть. Ну сказал и сказал... явная чушь, даже безумец не обратил бы внимания на его слова. Однако всякий раз холодел, вспоминая. Кто знает, как повернется его пустое слово в голове этого безумного Кубая?.. Что за му́ка тлеет в глазах дихкана?.. А если в душе у него такая надсада, такие нависают глыбы, беспричинной ревности, что самое пустое слово может вызвать обвал?
Вот уж верно: нечистый дернул за язык!..
— Будем надеяться, — вздохнул Ардашир. Джафар состроил постную физиономию и воздел руки к небу.
* * *
Пир шел своим порядком. Гости ели, пили, болтали, смеялись и снова болтали.
Он рассеянно следил за разговором. Воображение работало, то и дело подсовывая ему новую картину будущего.
Может быть, ее нужно спасать?
Вот он едет к Кубаю... “Что?! Вы с ума сошли?!” — “Поймите правильно. Ваша жена — существо утонченное, тяготеющее к поэзии...” — “Да, да... А я ничего не понимаю в стихах... Да, вы правы. Я согласен с вами. Ах, бедная моя Ануша! Я хочу только одного: чтобы она была счастлива!..”
