— А почему ты не пришла утром на автобусную остановку с утра? — спросила я.
— Ночевала у Трейси.
— Кто это?
— Трейси Блэр.
Ханна показала на девочку из мормонов, которую я видела на занятиях, но лично не знала. Она шла к нам, и ее силуэт казался нечетким в лучах рассветного солнца. Девочка несла в руках два пакета с буррито и пару бутылок с водой. Потом я заметила, что она одета в точности как Ханна: и розовый топ, и серебряные сережки кольцами, и даже французская косичка на спине.
Я вдруг смутилась и сказала:
— Вы как близняшки.
— Да мы не сговаривались. Смешно вышло, правда? — ответила Ханна.
— Привет, — поздоровалась со мной Трейси и взглянула на меня огромными карими глазами, которые, казалось, никогда не моргали. Ее походка и мозолистые ладони навели меня на мысль, что она занимается художественной гимнастикой.
— Трейси тоже ездила в Юту, — пояснила Ханна.
— Привет, — сказала я.
Трейси выплюнула жвачку и присела за стол, передав один буррито Ханне.
— Видишь? Теперь понимаешь, что я имела в виду? — спросила Ханна, кивая в сторону детей во дворе.
— Конечно, — кивнула Трейси.
— Вы о чем? — не поняла я.
— Да так, ничего особенного, — сказала Ханна.
Пока солнце карабкалось вверх, Ханна рассказала мне немного о Юге. Ее жизнь там оказалась совсем не такой безрадостной, как я себе представляла. Она поведала мне запутанную историю про какого-то мормонского мальчика, который жил рядом с ее теткой. Однажды ночью этот парень пробрался к ней в спальню через окно. Они целовались, пока ее сестры спали.
— Ух ты, — вот и все, что я могла на это ответить.
— До сих пор не могу в это поверить. И почему никто не проснулся? — прокомментировала Трейси.
— Потому, — ответила вдруг покрасневшая Ханна. Она еле сдерживала улыбку. — И мы лежали на верхней койке.
Наконец она поинтересовалась, как идет моя жизнь.
Мне очень многим хотелось с ней поделиться. Жизнь моя шла плохо. Но в тот день я не узнавала Ханну, да еще эта Трейси постоянно хрустела над ухом пальцами.
— Ой, да не знаю, вроде все в порядке, — буркнула я.
Трейси внимательно изучала меня маслянистыми глазами. Каждые несколько секунд косточки ее пальцев щелкали.
— У меня двойные суставы, — пояснила она, покончив с правой рукой и принимаясь за левую.
— На самом деле здесь неплохо. Правда, очень даже неплохо, — добавила я.
Трейси и Ханна переглянулись.
Прозвенел звонок.
— Бли-ин, — простонала Ханна. — Как бы я хотела сейчас оказаться в Юте, скажи?
— Конечно, — поддакнула Трейси. — Конечно!
Мы втроем встали, закинули рюкзаки на плечи, и Ханна с Трейси вместе двинулись прочь от стола.
— Увидимся, — сказала я, но девочки меня не услышали или сделали вид, что не услышали. Они шагали в ногу, направляясь к лабораториям. Я могла бы присоединиться к ним, но пошла в обход другой дорогой.
На вечернюю футбольную тренировку Ханна опоздала и потом со мной почти не разговаривала. А ведь раньше мы постоянно сплетничали в перерывах между подачами. В тот день она окликнула меня всего один раз, да и то как нападающий, который в разгар борьбы обращается к полузащитнику.
— Джулия, сюда, я открыта! — крикнула она, когда мяч оказался возле моих ног.
А после тренировки, пока мы, потные и раскрасневшиеся, ждали родителей, Ханна играла на своем мобильнике.
— Погуляем на выходных? — предложила я.
— Не могу.
Мне очень не понравилось, что Ханна ответила мне, даже не оторвав взгляд от телефона. Уверена, она строчила эсэмэски Трейси, а та, разумеется, мгновенно ей отвечала.
— Что с тобой случилось? — спросила я.
— Ты о чем? Я такая же, как всегда, — сказала она, улыбнувшись краешком рта и прикусив нижнюю губу. Длинная светлая коса болталась у нее на плече. Ханна так ни разу и не взглянула мне в глаза.
Легкое смущение на ее лице показалось мне знакомым. Я вспомнила бледную рыжеволосую Элисон, лучшую подругу Ханны до меня. Это было давно, еще в четвертом классе, но я не забыла, как Элисон крутилась вокруг нас на игровой площадке, а Ханна игнорировала ее, пока мы разминались на парных турниках. Едва завидев ее, Ханна начинала стонать: «Ой, как же она меня достала!» И встречала Элисон той же фальшивой улыбкой, которой одарила меня сейчас.
Я так распереживалась, что тем вечером не смогла уснмуть. Ночью я встала с кровати и изрезала на куски фенечку, которую плела для Ханны. Потом положила ее обрезки и подаренный Ханной браслет с амулетами в обувную коробку, которую спрятала глубоко в шкаф. К сожалению, легче мне от этого не стало.
«Дни по часам» сменялись «ночами по часам». Мрак и свет накладывались на них, будто ураганы или грозы, не соотносясь более со временем суток. Сумерки порой сгущались в полдень, а солнце не показывалось до самого вечера, достигая зенита к середине часовой ночи. Мы с трудом засыпали и с еще большим трудом просыпались. По улицам бродили люди, мучимые бессонницей. Земля продолжала вращаться вокруг своей оси — с каждым днем все медленнее. Пока мама запасала свечи и брошюры с руководством по выживанию, я развивала в себе другие навыки: я училась проводить время в одиночестве.
— Почему ты не сходишь проведать Ханну? Уверена, она будет тебе рада, — недоумевала мама.
Но Ханна теперь не расставалась с Трейси.
— Часовое время долго не продержится, — заявила Сильвия во время очередного урока музыки. Ее гостиная сияла светом посреди окружающей дом тьмы. В три часа пополудни на улице царил непроглядный мрак. Сет в тот день заниматься не пришел. Я не знала почему, а Сильвия не сказала. — Вот увидишь, скоро мы вернемся к реальному времяисчислению, поверь мне.
Но мне казалось, что мы к нему уже никогда не вернемся. Более того, я чувствовала, что, если мы выживем, прежний способ измерения времени останется только в преданиях.
Вспоминая тот период, я не устаю удивляться тому, как быстро мы ко всему приспособились. Привычное постепенно становилось непривычным. Если солнце вдруг садилось по часам, мы впадали в ступор от изумления. Воспоминания о том, что когда-то я чувствовала себя относительно счастливой, более раскованной и менее одинокой, тоже казались мне странными.
Наверное, каждая уходящая эпоха рано или поздно превращается в легенду.
Можно убедить себя в том, что самая обычная вещь необычна. Например, попробуем поразмышлять отстраненно о следующем чуде: женщина вынашивает в своем чреве человека, то есть внутри нее появляются второе сердце, еще один мозг, пара глаз, легкие и все остальные органы, будто про запас. А спустя год она исторгает в мир живое, крикливое, совершенно новое существо.
