Как я узнала позднее, у Циркадии была недолгая история. За год до начала замедления один застройщик возвел в пустыне, в ста пятидесяти километрах от ближайшего населенного пункта, несколько бетонных коробок. Он считал, что эта полоса земли в скором времени примкнет к разрастающимся прибрежным городам Калифорнии. Но за полгода до начала замедления застройщик обанкротился. Работы остановились. Незаконченные дома так и пустовали до тех пор, пока группа приверженцев «дневного света» не выкупила участок со всеми строениями и не назвала его в честь собственной системы времяисчисления.
Гэбби описывала Циркадию как земной рай, не имеющий ничего общего с нашим городком. Она уверяла, что время там идет по-другому. Один час казался ей целым днем. Сердце там билось реже, чем здесь. Люди дышали глубже. И практически никогда не сердились друг на друга — просто не находили повода. Гэбби не сомневалась, что обитатели Циркадии будут жить дольше, чем мы. Вообще все там длилось дольше: трапезы, смех, взгляды Кейта после первого поцелуя.
— Такая жизнь меняет людей. Они намного лучше тех, кто живет здесь, — сказала Гэбби.
По ее рассказам, жители Циркадии представляли собой новое поколение благородных первопроходцев, умеющих и работать, и отдыхать. Они спали двадцать четыре часа подряд, а потом могли бодрствовать сколько угодно, не чувствуя усталости. Нам это казалось абсурдом. Но ученые подтверждали, что внутренние биоритмы циркадийцев стали значительно более гибкими, чем у обычных людей.
Рассказы Гэбби о Циркадии запали мне в память. Я лелеяла мечту когда-нибудь уехать далеко-далеко. И белыми ночами, когда солнечный свет проникал в щели между шторами, я нередко пыталась представить себе, как можно засыпать сразу после захода солнца. Каким, наверное, странным и мирным становится сон в еженощной темноте. Какой тишины полна плотная тьма пустыни, пронизанная лишь светом звезд. Не грохочут машины на автострадах. Не жужжат электропровода. Не слышно даже тиканья часов, ведь в Циркадии их ни у кого нет. Возможно, я никогда, и не знала такой тишины.
Как только волосы Гэбби достигли длины симпатичной стрижки, ее отправили в пансион, расположенный в ста пятидесяти километрах от дома. Гэбби оказалась моей последней настоящей подругой, и ее я тоже потеряла.
23
В борьбе с великой перетасовкой судеб, начавшейся после замедления, большинство из нас потерпели поражение. По сравнению с прошлым, положение почти у всех ухудшилось. Одни заболевали, другие впадали в депрессию. Под влиянием стресса распадались множество браков. С рынков утекали миллиарды долларов. Кроме привычного уклада жизни, мы потеряли душевное равновесие. Мы утратили веру.
Впрочем, пострадали не все. Некоторым счастливчикам повезло. Среди них оказались Микаэла и ее мама.
Шесть месяцев назад Микаэла встретила учебный год в съемной квартире с видом на парковку, в глухом тупике. Снаружи к зданию лепилась ржавая черная лестница. Вы стучали в квартиру «2Б», слышали грохот дверной цепочки, а затем Микаэла открывала вам.
Но уже в феврале попасть к ней стало можно, только предъявив водительские права охраннику, который сидел в будке возле входа. Перед тем как открыть электронные ворота, он звонил в дом Микаэлы и докладывал о посетителе. У мамы Микаэлы появился обеспеченный друг, к которому они переехали жить.
Я страшно разволновалась, когда она позвала меня в гости. Уже несколько месяцев меня никто никуда не приглашал.
— И захвати купальник, — сказала Микаэла по телефону. — Здесь во дворе бассейн и джакузи.
Миновав ворота, мы с папой в молчании проехали десяток особняков, окруженных фонтанами или водоемами. Повсюду виднелись конюшни и теннисные корты.
— Ты только посмотри, — удивлялся отец. — За кого же она выскочила замуж?
Мама осталась дома: у нее началось очередное помутнение сознания. Мы никогда не могли предугадать, когда случится следующий приступ.
— Они не женаты, — ответила я. — Но думаю, все к этому идет.
Пока мы двигались вперед, небо окрасилось в необычный оранжевый цвет. На востоке горели леса, дым добрался до побережья. Обычно это время года проходило без по жаров, но теперь огонь пожирал остатки засохших растений. Воздух наполнился запахом гари, даже солнечный свет стал менее ярким. Все белые предметы приобрели янтарный оттенок.
Необъятная искусственная лужайка у дома, адрес которого дала Микаэла, была опоясана круговой дорожкой Стебельки, сделанные из какого-то мягкого материала приятно обманывали ногу: трава казалась совершенно на стоящей. Она даже пахла как настоящая. Некоторые производители дорогих газонов использовали ароматизацию, но потом перестали: мы сами уже постепенно забывали запах настоящей травы.
Построенный в стиле ранчо, дом вытянулся по всей длине участка, словно человек, который прилег позагорать у бассейна. На двери висело толстое стальное кольцо. Не успела я его коснуться, как на пороге появилась Микаэла.
Сквозь белый топик просвечивал розовый купальник, на шее болтались тесемки.
— Входи, — пригласила она.
У выхода застегивала хозяйственную сумку невысокая мексиканка. В воздухе витал аромат сладкой выпечки.
— Алма испекла печенье, — сказала Микаэла.
— Спасибо, Алма, до завтра, — произнес кто-то в соседней комнате. Я узнала голос мамы Микаэлы.
Бесконечный коридор, покрытый терракотовой плиткой, в итоге привел нас на кухню, которую едва можно было разглядеть от входа.
— Можешь бросить шмотки здесь, — сказала Микаэла.
Я аккуратно сложила рюкзак и спальник около стены.
Все поверхности на кухне были новехонькими и сверкали безупречной чистотой. Мама Микаэлы, облокотившаяся на столешницу, тоже выглядела безупречно: персиковое шелковое платье, яркий макияж, веки и уголки глаз блестят серебристой подводкой, рыжие волосы выпрямлены и гладко зачесаны.
— Девчонки, прочитать вам гороскоп, пока я не ушла? — спросила она. Астрологический прогноз лежал на мраморной столешнице.
— Давай для Джулии, — ответила Микаэла.
На столе сверкала глубокая стеклянная ваза с зеленым виноградом, которого я не видела с самого Рождества.
— Представляешь, полкило стоит около сотни долларов. Странно, да? — заявила Микаэла, кладя одну ягоду в рот.
Тогда я в последний раз ела виноград.
Из смежной гостиной доносились автоматные очереди и взрывы. На белом кожаном диване сидел мальчик чуть постарше нас и играл в видеоигру.
— Это Джош, сын Гарри, — шепнула Микаэла. Гарри — так звали друга мамы Микаэлы, владельца этого дома.
— Джулия, дорогая, ты знаешь свой знак зодиака? — спросила мама Микаэлы.
Я не знала.
— Когда у тебя день рождения?
— Семнадцатого марта.
— Значит, скоро будешь устраивать вечеринку?
