Сет Морено, казалось, тоже исчез из моей жизни. С каждым утром он все позже приходил на остановку. На математике он смотрел строго перед собой и исчезал сразу после звонка. С того дня как мы ходили смотреть на китов, мы не перекинулись даже словечком. Я не понимала, что сделала неправильно.
Дни и ночи продолжали расти. Пошли разговоры о переломных моментах, петлях обратной связи и местах, откуда нет возврата.
В конце недели Национальное агентство по аэронавтике сообщило о том, что космонавты, несмотря на весь риск мероприятия, возвращаются на Землю. Никто не мог сказать, как именно замедление повлияет на работу двигателей, но на космической станции больше не осталось еды. Провели тысячи расчетов, предусмотрели массу вариантов. По официальным данным, появление космического корабля «Орион» ожидали над Южной Калифорнией в три минуты пятого. Он должен был приземлиться на военно-воздушной базе «Эвардс».
Я собиралась в одиночестве наблюдать за полетом корабля в телескоп.
Когда я в тот день вылезла из автобуса, погода стояла солнечная и жаркая: было светло уже больше двадцати часов кряду. Асфальт сверкал. Теплый ветер нес по улице листья и мусор.
По дороге домой я думала о космонавтах. Они находились в космосе уже десять месяцев. Они стали последними людьми на планете, кто не знал суток длиннее двадцати четырех часов.
Проходя через заброшенный участок, я с удивлением заметила Сета на скейте. С автобусной остановки он умчался мгновенно. А теперь почему-то прыгал здесь, возле пожарного крана, с тротуара на мостовую и обратно.
Усилием воли я заставила себя не смотреть в его сторону. Я слышала, как скейт снова и снова запрыгивает на тротуар. Я пошла дальше.
Но когда я повернула на свою улицу, стук скейта прекратился. Вместо него я услышала невероятное: ветер донес до меня три слога моего имени.
— Да? — ответила я, ощутив комок в горле.
Остальные школьники уже разбежались кто куда. На улице не осталось никого, кроме клубов пыли и нас двоих.
— Ты будешь смотреть, как приземляется космический корабль? — спросил он, прикрывая глаза от солнца рукой. Наши тени на дорожке слились в одну.
— Наверное, — ответила я смущенно и немного кокетливо.
— Я хочу понаблюдать за ним с крыши. Пойдем со мной, — продолжил Сет.
Налетел ветер. Прошло несколько секунд.
Наверное, мне стоило обидеться на Сета за его недавнее поведение. Но я помню только, как он сделал приглашающий жест рукой и произнес те самые заветные для меня слова.
Мы извлекли из захламленного гаража два ржавых шезлонга, занесли их в дом, а потом по стремянке затащили через чердак на крышу. Мы поставили их рядом на плоской части крыши, покрытой разлинованным толем и электропроводкой. Везде лежали засохшие холмики птичьего помета. Сет принес две колы и крендельки. Мы устроились поудобнее и стали ждать, когда над нашими головами в безоблачном небе появится «Орион». Погода стояла жаркая. Шезлонги пахли солнцезащитным кремом и солью. Я чувствовала близость Сета, слышала его дыхание. Довольно долго мы сидели молча.
Тишину нарушил Сет.
— Почему ты так себя вела на следующий день? — спросил он.
Меня охватила паника.
— Как себя вела? — не поняла я.
Он, не взглянув на меня, отпил колы и поставил банку на толь. До нас доносился далекий шум несущихся по трассе автомобилей.
— Ну, не знаю. Просто на прошлой неделе на остановке ты как-то странно держалась.
Что-то сжалось у меня в груди. Я вцепилась в металлический подлокотник шезлонга и ответила:
— Я держалась как обычно, а вот ты действительно был странный.
Сет продолжал смотреть в сторону. Я разглядывала его профиль, нос, левую скулу, ухо, глаз, а он не отрывал взгляда от темневших на востоке гор. Тогда Сет показался мне еще более красивым, чем обычно.
Наконец он прокашлялся и продолжил:
— Мне показалось, что ты не хочешь ни с кем разговаривать.
— Неправда! Все было не так, — ответила я.
Говорят, что мы можем улавливать настроение другого человека на тончайших уровнях. Что мы способны угадывать желания собеседника по еле заметным движениям его тела и оттенкам написанных на лице эмоций. Я больше всего на свете хотела понять Сета, но почему-то в тот день эффект от моих усилий получался диаметрально противоположный.
— Ты тогда зачем-то нарядилась. Зачем?
У меня перехватило дыхание, но при этом я испытала чувство облегчения. Я вдруг получила доказательство тому, что он думал обо мне.
— Это ты себя вел непонятно. Даже «привет» не сказал.
После этих слов он повернулся ко мне. Я увидела темно-карие глаза и густые ресницы. У него на коже не было ни одной веснушки.
— Так ты тоже ничего не сказала, — ответил он.
Неожиданно его рот растянулся в широкую улыбку. Я заметила, что передние зубы у него с щербинками.
— У меня тогда был день рождения.
— А, ну с днем рождения тогда.
Никто не мог знать, что будет дальше. Но в тот момент мы сидели рядом, пили колу и смотрели на небо.
— Слушай, а который час? — вдруг сказал Сет и заерзал в шезлонге.
Он первый понял, что «Орион» запаздывает.
— Что-то идет не так, — заметил он с беспокойством и, прищурившись, посмотрел на небо.
Мы подождали еще немного, но ни космического корабля, ни его следа на безупречно голубом небе не появилось.
И мы поняли, что это значит.
Позже мы в деталях узнали из теленовостей о последнем полете «Ориона». По неустановленной причине корабль потерпел крушение в трехстах километрах от калифорнийского побережья. Шестеро астронавтов на его борту погибли.
Мы с Сетом неподвижно сидели на разных концах дивана, а по телевизору продолжали передавать свежие новости.
На интернет-сайтах замелькали фотографии астронавтов, сделанные в день их отлета с Земли десять месяцев тому назад. Их счастливые лица сияли здоровьем, новые белые костюмы сверкали на солнце. В руках они сжимали огромные блестящие шлемы. За время пребывания в космосе они страшно изменились. На последних видеозаписях переговоров с Хьюстоном по спутниковой связи они парили в воздухе такие худые и слабые, что их невесомость казалась естественной.
Мы молчали. Я пошевелилась, и диван, кожаная обивка которого пестрела дырами, заскрипел.
Сет заговорил первым:
— Ты что предпочла бы — смерть от взрыва или от болезни?
Я оставила вопрос без ответа. Его мама умерла здесь. Я боялась сказать что-нибудь не то.
— Преимущество взрыва в том, что он длится всего несколько секунд, — ответил он сам себе.
