Мужское эго с гордостью расправило плечи. Марк больно щелкнул его по носу, и эго увяло. Все одно к одному: и брат-фармацевт образовался, и вакансия в охране, и тесты для побочного заработка, и кувыркание в номере… Опасайся Н’доли триппера, притащила бы анализатор на Снорр! Или все, что нужно, она получила от дурака-курсанта в первый раз?
Что?!
Медосмотр. Хмурый взгляд особиста. Игла анализатора. Игла инъектора. Крик птеранодона. Крылатый хищник хотел на волю: убивать, жрать, плодиться. Кроличья перспектива его не устраивала. Игла. Крик. Взгляд. Подписки о неразглашении…
Инъекции! «Солдатская» и «офицерская» сыворотки в его крови! Военная биохимия Помпилии. Как долго она держится в организме? Им говорили — до полугода. Ему ничего не пришлось бы разглашать. Все разгласили бы тесты. Не случайно Н’доли звала его охранником в фармкорпорацию! Но если его собирались исследовать, Н’доли могла бы взять анализ и сегодня — небось пригодился бы! Почему не взяла? Побоялась спугнуть, черная сука?
Проходившая мимо женщина средних лет шарахнулась от Марка в проулок — последние слова он выкрикнул вслух. Кожа у женщины была белой, это лишь усугубило страх. Еще кинется следом, псих…
«Я могу ошибаться. Что, если я ей симпатичен? Что, если Н’доли действительно хочет мне помочь? У меня нет прямых доказательств. Анализ? Она врач, помешана на инфекциях. Профессиональный пунктик. А во второй раз? Забыла, наплевала, поверила, что после нее я ни с кем не был! И я в ответ на доверие…»
Марк ткнулся лбом в колонку рекуператора воздуха. Холодный металл; сосчитать до ста. До пятисот. До тысячи. Легче не стало. Предать женщину, которая стонала в твоих объятиях? Оставить все как есть? Пусть Н’доли окрутит другого сексуально озабоченного болвана, пусть фармацевты Китты создадут антидот, который позволит вудунам сопротивляться клейму помпилианцев, превратит волков в сторожевых собак, в кроликов…
— Что ты делаешь со мной, хитрая ведьма?!
Он задыхался, как после марш-броска по джунглям в полной выкладке. Он запутался. Плохо понимая, где находится, Марк огляделся и выяснил, что вернулся к гостинице. Со стоном молодой человек опустился на скамейку у входа и замер, сдавив ладонями виски.
КОНТРАПУНКТ.
ГАЙ ОКТАВИАН ТУМИДУС, ИЗМЕННИК РОДИНЫ
(Десять дней тому назад)
Аплодисменты. Весь зал хохочет. Балаган сотрясается от смеха. И вдруг в третьем ряду — кислое лицо. Все, день испорчен. Умом ты понимаешь, что радости больше, что реприза имела успех. Что у кисляя может просто болеть живот. Нет, доводы разума не помогают. Арифметика бессильна — радуются сотни, кривит нос один, и единица напрочь вычеркивает тонну радости из твоего сознания, клоун.
Я бездарен, думаешь ты.
Я старею, думаешь ты.
Черт бы его побрал, скотину, думаешь ты; его — и меня заодно.
Расы, нации, народы — в этом мы одинаковы. Гром похвал, единственный упрек, и вот, забыв обо всем, мы схватываемся с упрекающим не на жизнь, а на смерть. Мы забыли о тех, кому доставили удовольствие. Если мы и апеллируем к ним, так только в качестве бойцов, способных выступить на нашей стороне.
Всю жизнь я боролся с этой заразой — и проиграл.
(Из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)
— Полковник?
За фонтаном начинались заросли бамбука. В зеленых султанах играл ветер. Тонкие коленчатые стволы раскачивались, ударяясь друг о друга с сухим, еле слышным стуком. Эскадрильи стрекоз — изумруд с сапфиром — атаковали бамбук с упорством, достойным лучшего применения, но в гущу листьев не лезли. Поодаль возвышался ряд пальмовых колонн, отягощенных гроздьями плодов, похожих на виноград, — мелкий, в пятнах, уже начавший вялиться под солнцем.
— Полковник?
Человек у фонтана обернулся. За годы, проведенные на Китте, Гай Октавиан Тумидус привык, что его называют полковником. Вернее сказать, смирился. Помпилианские военные звания были неприятны для вудунов. «Легат Тумидус» — это звучало вызывающе. Для соотечественников Тумидус был изгоем, лишенным чинов и званий. Можно выгнать человека из армии, но можно ли выгнать армию из человека? Осанка, выправка, льдистый взгляд из-под вечно нахмуренных бровей. Голова, выбритая до блеска, похожа на бильярдный шар. Раздражительность, идущая рука об руку с надменностью, — даже одетый в гражданское, Тумидус производил впечатление офицера. Что ж, гибкость вудунов славилась среди рас Ойкумены, позволив им вывернуться и на этот раз. Они без особых трудностей превратили бывшего гвардии легата в абстрактного, символического «полковника».
Игра: мы знаем, что ты знаешь, что мы знаем…
— Профессор, — вежливо кивнул Тумидус.
— Как вы себя чувствуете? — спросил горилла в махровом халате.
— Отлично. А вы?
— Прескверно. Вы изломали меня вдребезги. Так дикий кабан ломает кусты ройбоса. Мои колючки известны коллегам, но ваша шкура, полковник… Вас не изодрать и шипами огненной акации!
— Вы поэт, профессор.
— А что мне остается? Когда все болит, находишь утешение в метафорах…
Кряхтя, профессор Нода Мваунгве присел на край фонтана. Тщательно, с аккуратностью хирурга перед операцией, сполоснул руки в кристально чистой воде. В мытье не было никакой необходимости — после спортзала профессор принял душ.
— Меня всегда изумляла ваша идея бороться. — Тумидус пожал плечами. — Я понимаю: тесты, анализы, исследования. Всякий раз, когда я с моими партнерами по колланту возвращаюсь из большого тела, меня загоняют в вашу клинику. Я скучаю здесь неделю, чаще — полторы. Мое дерьмо разбирают на молекулы. Мою мочу перегоняют в спирт. Пункция костного мозга, томография мозга головного. Кровь, слизь, желчь… Это что-то дает, профессор?
— Накопление материала.
— Допустим. Но зачем вам понадобилась борьба?
— Вам скучно со мной?
— Да. Я в курсе, что вы много лет посещаете занятия по какой-то вашей национальной борьбе. У вас руки до колен. У вас грудь как у грузчика. И все равно вы мне не соперник, уж извините за прямоту. Я сделаю вас в любое время и в любом месте. Я десантник, штурмовик; таких любителей, как вы, я ем на завтрак. Фаг сожри ваши хитрости, профессор! Вы что, нарочно злите меня?!
Нода Мваунгве с удовольствием наблюдал за этой вспышкой. Подметив интерес профессора, Тумидус замолчал. Ему было неловко за приступ гнева. Кулак Тумидуса легонько постукивал о кору молодой гвиалы, красноватую, словно глина. В ритме ударов пробивалось то, что помпилианец не разрешал произнести языку.
— Вот, — кивнул профессор. — Вот и результат. У каждого свои методы, полковник. Я психиатр со стажем, у меня наработались определенные, как сказал бы грузчик, ухватки. Старый Нода — доминант, альфа-самец. Пациентам рядом со мной комфортно — они чувствуют себя защищенными. Вы не пациент. Хоть всю желчь из вас выкачай, вы не почувствуете себя пациентом. Таков ваш Лоа, ваша природа, дорогой полковник.
