— Ты… службы не знаешь…
За дверью, в коридоре, смеялись. Ждали. Давали событиям прийти к логическому концу. Войдя, Крысобой закрыл дверь за собой, но это не мешало Марку слышать смех деканов, как если бы они веселились прямо здесь, в сортире. Еще он слышал, как щелкает кнут. Раньше это случалось только во сне. Галлюцинация, плод нервного расстройства. И все равно кнут, кожаный шамберьер, щелкал раз за разом. Кони бежали по кругу, ускоряя ход. Планеты вращались вокруг звезд — кони, цирковые кони по краю манежа…
У Марка клацнули зубы. Крысобой встряхнул его вполсилы, но этого хватило. Рот наполнился кровью: Марк прикусил язык. Ногой он задел ведро; опрокинувшись, ведро с влажным металлическим стуком откатилось к окну, замазанному белилами. Упала швабра. Крысобой подцепил древко носком ботинка и откинул вслед за ведром, к окну.
Кнут, слышал Марк. Щелкает.
— Не знаешь…
На младенческом лице отразилось сочувствие. Наслаждайся Крысобой мучениями жертвы, продлевай удовольствие от чужого страха — было бы легче. Во всяком случае, привычнее. Но декурион, похоже, и впрямь уверился в своей миссии. Солдат должен знать службу. Солдату надо помочь. То, что Крысобой знал всего один способ помощи, миссии не мешало.
— Ты…
— Я, — сказал Марк.
И ударил с левой, в печень.
Брюхо декуриона оказалось неожиданно рыхлым. Кулак вошел глубоко под ребро, не встретив ощутимых препятствий. Марк ударил еще раз, с тем же результатом. Хватка Крысобоя сохранила силу. Он мерно встряхивал солдата, не знающего службы. Брови изломались домиком — это означало удивление.
— Ты…
Из уголка рта Крысобоя вытекла струйка крови. Он захрипел и начал сгибаться, не выпуская Марка. Ноги декуриона подломились в коленях. Из позвоночника, казалось, вынули стержень, заменив его мокрой тряпкой, как в текущем кране. Марк отступил на шаг. Руки Крысобоя опустились, но пальцев он не разжал и неминуемо увлек бы Марка на пол, не сдай тот назад. Лишь теперь декурион отпустил кусачую добычу. Медленно, боясь упасть ничком, Крысобой встал на правое колено: рыцарь перед королем. Захрипел, словно ему пережали глотку удавкой, судорожными толчками стал втягивать воздух. Похоже, великану не было больно. Даже когда нога подвернулась и Крысобой лег на щербатую плитку, храпя загнанной лошадью, — декурион корчился не от боли, а от невозможности дышать.
Бывает такая боль, что и не узнать.
Дверь распахнулась. Гурьбой ворвавшись в сортир, деканы остановились, будто ударились в прозрачную стену. Бледные от изумления, они смотрели на Марка, отступившего к стене, на Крысобоя, сражающегося с удушьем, на ярко-алую полоску крови, — стекая изо рта декуриона, темная кровь смешивалась с водой, разлитой на полу, теряя насыщенность цвета.
— Сука, — выдохнул Прастина. — Ты, сука… — И кинулся первым.
Марк встретил его прямым в скулу. Под кулаком хрустнуло. Прастина заорал, стараясь кончиками пальцев на отмашке чиркнуть Марка по глазам. Крысеныш, подумал Марк. Второй удар отбросил декана к умывальнику; толпа подхватила Прастину, не дав упасть, вернула обратно, семикратно усилив. Какое-то время удавалось держаться, прижавшись к стене спиной, отмахиваться, разбивая носы, пиная податливые колени; Марк даже сумел завалить неугомонного Прастину на Крысобоя, но кругом вертелась бешеная карусель рук и ног, было тесно, очень тесно, в бедро ткнулся край писсуара, стена выскользнула из-под лопаток, по затылку ахнули твердым и тяжелым — кастетом? ведром? пряжкой от ремня?! — и все кончилось, как и предполагалось: холод щербатого кафеля, колени к подбородку, голову втянуть в плечи, локти прикрывают ребра…
Поза зародыша.
«Alles!» — в последний раз щелкнул кнут.
Его били долго, пока он не потерял сознания. Наверное, били и потом, но это уже было не важно.
VII
Лестница, думал врач. Все беды от лестниц.
Декан Прастина поскользнулся и упал с лестницы. Выбито два зуба, перелом скуловой кости со смещением. Подкожные гематомы на бедре. Вывихнут мизинец на левой руке.
Декурион Строфус поскользнулся и упал с лестницы. Надо полагать, следом за деканом Прастиной. Повреждена печень. Подкапсульная стабильная гематома, не менее десяти процентов поверхности. Прогрессирующее падение гемоглобина и эритроцитов. Боль локализована в правом подреберье, иррадиирует в правое плечо и лопатку. Декурион Строфус утверждает, что вначале боли не было.
Задыхался, и все.
Рядовой Тумидус поскользнулся и упал с лестницы. Прямо на декана Прастину и декуриона Строфуса. Надо заметить, очень неудачно упал. Множественные переломы ребер. Околопочечная гематома, кортикальный разрыв без экстравазации мочи. Ушиб передней брюшной стенки. Субкапсулярный разрыв селезенки.
На лицо даже смотреть не хочется.
Остальные падали с лестницы удачно, без серьезных последствий. Разбитые губы, ушибы мягких тканей, ссадины на костяшках пальцев. По всей видимости, та троица, что падала первой, сыграла роль соломки из известной пословицы.
Запретить лестницы, думал врач. Ходить только по ровному. Лучше строем. Бес их забери, сопляков! Хоть пытай, не признаются. Кто зачинщик драки, из-за чего сцепились — молчат. Лелеют мечты о мщении. А ты чини их, придурков…
Солдаты в учебке и раньше падали со ступенек. Как правило, по одному, реже — по двое. Без серьезных травм. Нынешний случай подозрительно смахивал на вспышку эпидемии. Врач даже подыскал специальное название. «Этажная болезнь» — это когда военнослужащие спускаются с этажа на этаж кувырком…
Мрачная ирония помогала слабо. Врачу было не до смеха, хотя состояние пострадавших не вызывало тревог. Солдатики бегом шли на поправку. В лазарете сейчас куковал единственный пациент: рядовой Тумидус. Да и тому пора на выписку. Пять суток интенсивной регенерации с дополнительной медикаментозной поддержкой и коррекцией режима — более чем достаточно. За такое время новую задницу вырастить можно.
Жаль, новую голову не вырастишь и не пришьешь.
Своими регенераторами врач гордился. За них он насквозь проел плешь опциону, интендантской крысе, выгрызая финансирование сверх лимита. Опцион шипел, пузырился, но флюс есть флюс, а угроза лечить флюс методами уличных цирюльников на нищей Пхальгуне — прием запрещенный, но эффективный. Регенераторы поступили на склад ровно через месяц после того, как опцион перестал маяться зубной болью. «Resumptor-RI-1240-a», новейшая модель. Интенсивность повышена на тридцать процентов, плюс блок ручных регулировок.
Врач любовно огладил прозрачный колпак. Отличная машина! Жаль, содержимое капсулы, мать его, портило всю радость от чудес прогресса. Под колпаком безмятежно дрых рядовой Тумидус. Дыхание ровное, на щеках — румянец, ресницы едва заметно трепещут. Не знал бы, с кем имеем дело, — умилился бы!
Все они хороши, когда спят зубами к стенке.
Индикаторы капсулы горели зеленым. Здоров как бык, чтоб ему из нарядов не вылезать! Вчера Тумидусу впрыснули очередную «офицерскую»: по графику. На процесс регенерации инъекция не влияла. У этого обормота даже частота пульса не изменилась! Как с гуся вода. Хорош ему тут прохлаждаться, пора выписывать.
