А рубаха — в горлицах,
Ах, погрязну во грехах
Во девичьих горницах!
Узкая желтая полоска меж створок дверей. Ближе, еще ближе. Тьма — и золотая стрела. Бесплотный дух буянил во мраке и пустоте. Дух хотел к свету.
— Не пижон и не бастард,
Выпивший и нервный,
С тыщей выползу на старт —
Кто к мильону первый?!
Двери с грохотом распахнулись. Стрела превратилась в сияющий проем, в волшебный портал. Он вел в другую, лучшую жизнь. И на пороге между светом и тьмой, крестом раскинув руки, встал Вестник с флягой в шуйце.
Избавитель? Ангел Смерти?
Все сразу?!
— Кто первый?! — громко переспросил поручик. — К мильону, а?
Он встряхнул флягу, чтобы слышали: не пустая. Фигура Ахилло частично перекрывала обзор, но и так было видно: в зале полно народу. Дамы в бальных платьях, кавалеры в мундирах и фраках, дрожащие лакеи в ливреях. Людей согнали в центр залы, заставили сесть на пол, не считаясь с сословиями. Гигантская клумба из цветов-человеков: сирень и жасмин, маки и горицвет, черные тюльпаны, темная зелень…
Клумбу сторожили бдительные садовники: двое справа, один слева. И еще на балконе, на галерее. Взгляды садовников сошлись на незваном госте. Широкий взмах руки, булькает фляга, собирая внимание в точку…
Время!
Поручик расслоился, выстрелив из себя пять мерцающих фигур — штурмовиков в камуфляже «хамелеон». Вбегая, врываясь, вкатываясь в залу, они открыли огонь с ходу, не остановившись ни на миг. На груди ближайшего бандита вспыхнула ослепительная звезда. Рябой верзила ткнулся лбом в пол, даже не поняв, что произошло. У другого звезда полыхнула на плече; синий, богато расшитый жупан загорелся, выбросив бледные язычки пламени.
— Ррр-р-а-а-а-а!!!
Рев? Вопль?! Лицо искажено болью. Рот распялен в крике. Уцелевшей рукой щеголь в жупане вскинул автомат. Барабанная дробь очереди раскатилась по зале. Автомат дергался, плевался свинцом. Пули летели вкривь и вкось, впивались в стены, в пол, вслепую нащупывая жертву.
— На пол! Все на пол!
Бас Назона перекрыл даже грохот пальбы.
Куда там! Тесная компания офицеров, а с ними часть штатских помоложе уже накатывали волной на балконную дверь. Бежать? Прыгать с третьего этажа?! Грохнул выстрел, кто-то из офицеров упал, обливаясь кровью, но волна уже выплеснулась на балкон. Крик, брань; через секунду снаружи — едва слышный хряск тела, упавшего наземь.
С галереи, захлебываясь, визжал импульсник — охотничий длинноствол. Ливия повела «Универсалом», включив режим «непрерывного огня». Балюстрада взорвалась гипсовым крошевом, визг смолк. Не снимая пальца со спуска, обер-декурион осмотрелась. Плиний. Назон. Тумидус. Апроний. Вроде все живы…
На пороге залы лежал поручик Ахилло. Широко раскинув руки, он уставился в потолок блестящим, стеклянным взглядом. Папаха отлетела прочь, фляга укатилась вслед за папахой.
Мертвый поручик улыбался.
За миг до смерти он услышал, как внизу, в туманной мгле, поет труба. Спешенные гусары полковника Трубячинского пошли на штурм дома.
— Сюда! Быстрее!
— Дайте мне оружие! Я полковник драгунского имени его величества…
— Я с вами, господа! Штабс-ротмистр…
Обер-манипулярий Назон скрипнул зубами. Он изо всех сил старался не сорваться. Грубость, крик только озлобили бы этих гордецов, рвущихся отомстить за пережитое унижение.
— Отставить, полковник! Отставить, ротмистр! Здесь женщины и цивильные. Они нуждаются в защите. Внизу идет бой. Мы — их последний рубеж обороны. Задача ясна?
— Так точно!
— Возьмите оружие убитых. Сопровождайте женщин.
Либурнарии теснили заложников, направляя толпу к малоприметной дверце в дальнем конце зала, возле низкой эстрады. Согласно схеме здания там, в глухом тупичке, располагались уборные артистов и музыкантов. У пожилой толстухи от потрясения отнялись ноги, ее вели под руки двое мужчин. Другую, упавшую в обморок при виде трупов, несли, словно мертвую. Мало-помалу толпа всасывалась в дверцу. Так сгоняют ботву на пункты сбора урожая.
Время, подумал Назон. Надо спешить. Внизу кипит бой, в любой момент здесь могут объявиться отступающие бандиты.
— Апроний, Плиний, проверьте, нет ли там другого выхода.
— По схеме — нет, господин обер…
— Проверить, я сказал! И оставайтесь с заложниками. Распределите по помещениям и прикрывайте. Метелла, оцените возможности обороны и займите позицию внутри.
— Слушаюсь.
— Тумидус — со мной.
— Есть!
— Мы будем держать оборону снаружи. Присмотрите позицию. Когда все покинут зал, приказываю занять позицию и держать вход под прицелом. При появлении противника — огонь на поражение, без команды. Не ошибитесь: в доме еще и гусары. Все ясно?
— Так точно!
В дверной проем втягивались последние люди. Плечом к плечу, Назон с Марком пятились следом, не сводя взглядов со входа. Снизу неслись пальба и крики. Обер-манипулярий сделал шаг, еще один. Чутье подвело Назона: в последний момент он поднял голову к галерее, раскуроченной залпом Метеллы, но опоздал.
Смерть прыгнула раньше.
Марка швырнуло на пол.
«Универсал» ожил, вырвался из рук, заскользил по натертому паркету. От удара затылком в глазах потемнело. Если бы не шлем… В шаге от Марка вздыбилась черная бурка, плеснула войлочными крыльями. Выстрел с пола; левое крыло вспыхнуло, задымилось. Сверкнула сталь, хищная, наглая. Марк услышал всхлип, густой, чавкающий, затем влажный хруст. Так мясник разделывает тесаком свиную грудинку. Новый высверк стали рывком бросил Марка вперед. Навстречу метнулось дымящееся крыло бурки. Дважды бахнуло; боль ослепила, швырнула на колени. В ребра с размаху воткнулся лом. Правая лодыжка отвратительно хряснула, будто между костями вбили раскаленный штырь.
Пороховая гарь терзала ноздри.
Обезумев от ярости, Марк с рычанием прыгнул. Слепым снарядом он врезался в бурку, рухнул на пол, каким-то чудом оказавшись сверху. Зрение вернулось, Марк в последний момент перехватил руку с кривой саблей, прижал к паркету. Ему повезло: револьвер атаман Гнат выронил при падении. Свободная ручища Гната вцепилась Марку в горло, давя на кадык. Марк хрипел, борясь за каждый глоток воздуха. Изо всех сил он рубил ребром ладони поперек чужого лица, искаженного дикой гримасой. Зубы вбивались в рот. Сломалась переносица — в хлам, в кашу. Клочковатая борода Гната тряслась, намокала, слипалась в колтуны. Там дышала яма, пузырилась кровью: атаман кричал.
Хватка на горле ослабла.
Марк сорвал корявые жесткие пальцы. Атаман сипел, булькал, выдувал из ноздрей красные пузыри, с упорством безумца тянулся к заветной глотке. Он без замаха резанул саблей, едва Марк на миг отпустил Гнатову правую руку. Придавив коленом жилистое запястье, Марк выдернул из ножен на бедре десантный нож. Клинок на треть вошел атаману в глаз; всем телом упав вперед, Марк вогнал нож глубже, по рукоять. Затылок Гната треснул, острие ножа ткнулось в пол, испортив паркетину.
