– Могу повторить по-английски, – прошептала я. Ник… О
господи, я с ним не попрощалась! Он стал в последнее время такой чужой, что я
не отважилась ему рассказать. Я вообще никому не рассказала.
– Пойдет.
Очки исчезли, мерзкие козьи глаза уставились на меня. Сердце
бешено заколотилось, но я сама себе судьбу выбрала. Выживу или умру.
Низкий и звучный, пробравший меня до самых печенок голос
Алгалиарепта раздался из его губ. Он говорил на латыни, слова как будто
знакомые, но непонятные, как во сне.
– Pars tb, totит mh. Vnctus vnculs, precefacts. – –
Пусть часть тебе, – повторила я по-английски, по памяти воспроизводя слова, –
но целое – мне. Связанный узами просьбы творитель.
Демон улыбался так широко и уверенно, что меня пробрала
дрожь.
– Luna servata, lux sanata. Chaos statutum, pejus
mnutum.
Демон ухмыльнулся, продемонстрировав ровные частые зубы и
махнул Кери рукой.
– Мое зеркало, – потребовал он, и маленькая женщина
наклонилась и взяла магическое зеркало с того места, где секунду назад его еще
не было.
Она протянула зеркало Алгалиарепту будто поднос.
Я поежилась, вспомнив мерзкое ощущение, когда я снимала
собственную ауру и заталкивала ее в мое магическое зеркало. Демон – палец за
пальцем – стащил перчатки, положил красные, с крупными суставами руки на стекло
и широко развел длинные пальцы.
Он вздрогнул и закрыл глаза, когда его аура стала
просачиваться в зеркало, стекая с рук будто чернила, завиваясь и растекаясь в
его отражении.
– В жидкость ее, Кери, любовь моя. Поторопись.
Она едва донесла это зеркало с аурой Алгалиарепта до котла.
Не из-за тяжести стекла – из-за тяжести происходящего. Я понимала, что она
снова переживает ночь, когда стояла на моем месте, глядя на свою
предшественницу, как я теперь смотрю на нее. Она наверняка знает, что будет
дальше, но настолько оглушена, что способна делать только то, что от нее
требуют. И по ее откровенному, безнадежному ужасу я видела, что в ней еще
осталось что-то, достойное спасения.
– Освободи ее, – сказала я, кутаясь в свое уродливое
пальтишко и глядя то на Кери, то на Алгалиарепта. – Сначала освободи ее.
– Зачем? – Демон лениво осмотрел свои ногти, прежде чем
снова натянуть перчатки.
– Я тебя скорее убью, чем дам затащить себя в
безвременье, и хочу, чтобы ты сначала освободил ее.
На это Алгалиарепт расхохотался: долго и искренне. Он чуть
ли не вдвое сложился, опершись на ангела. Каменный пьедестал треснул со звуком
ружейного выстрела, удар эхом отдался у меня в ногах. Кери уставилась на меня,
бледные губы раздвинулись, глаза так и бегали по мне. Что-то в ней просыпалось,
давно задавленные мысли и чувства.
– Ты будешь сопротивляться, – восхитился Алгалиарепт. –
Я так на это надеялся!
Он поймал мой взгляд и ухмыльнулся, коснувшись рукой оправы
очков.
– Adsmulo calefaco.
Припрятанный кинжал вспыхнул огнем. Взвизгнув, я скинула
пальто – оно шмякнулось в стенку круга и сползло на землю. Демон вперился в
меня взором.
– Рэйчел Мариана Морган, преврати испытывать мое
терпение. Иди сюда и читай это чертово заклятие!
Что мне оставалось делать? Не подчинюсь – он заявит, что я
нарушила договор, затащит в безвременье и отнимет у меня душу в возмещение.
Единственный мой шанс – играть до конца. Я покосилась на Кери, мысленно желая,
чтобы она отошла в сторону от Алгалиарепта, но она ощупывала выбитые в камне
даты, и ее изголодавшееся по солнцу лицо казалось еще бледнее.
– Слова помнишь? – спросил Алгалиарепт, когда я
поравнялась с котлом.
Бросив быстрый взгляд в котел, я нисколько не удивилась, что
аура у демона черная. Я кивнула, и мне стало худо при воспоминании о том, как я
случайно сделала Ника своим фамилиаром. Неужели всего три месяца прошло?
– Могу повторить по-английски, – прошептала я.
Ник… О господи, я с ним не попрощалась! Он стал в последнее
время такой чужой, что я не отважилась ему рассказать. Я вообще никому не
рассказала.
– Пойдет.
Очки исчезли, мерзкие козьи глаза уставились на меня. Сердце
бешено заколотилось, но я сама себе судьбу выбрала. Выживу или умру.
Низкий и звучный, пробравший меня до самых печенок голос
Алгалиарепта раздался из его губ. Он говорил на латыни, слова как будто
знакомые, но непонятные, как во сне.
– Pars tb, totит mh. Vnctus vnculs, precefacts.
– Пусть часть тебе, – повторили я по-английски, по
памяти воспроизводя слова, – но целое – мне. Связанный узами просьбы творитель.
Демон улыбался так широко и уверенно, что меня пробрала дрожь.
– Luna servata, lux sanata. Chaos statutum, pejus
mnutum.
Я с трудом сглотнула.
– Луна сохраняет, день просвещает, – шептала я. –
Злобой людскою Хаос взрастает.
Алгалиарепт в возбуждении так вцепился в котел, что пальцы
побелели.
– Mentem tegens, malum ferens. Semper servus dum cluret
mundus, – сказал он, и Керн захныкала, будто котенок, но скоро затихла. –
Продолжай, – велел Алгалиарепт, в таком нетерпении, что очертания его
псевдотела смазались. – Договори и клади сюда руки.
Я медлила, глаза у меня не отрывались от скорченной фигурки
Кери у надгробия, в цветной лужице бального платья.
– Сначала освободи меня от одного из моих долгов.
– Ну и напористая ты стерва, Рэйчел Мариана Морган.
– Давай! – потребовала я. – Ты обещал. Сними одну
метку, как договаривались.
Он так низко наклонился над горшком, что я разглядела у него
в очках собственное отражение, перепуганное, с вытаращенными глазами.
– Какая тебе разница? Договори проклятие и покончим с
этим.
– Хочешь сказать, ты отказываешься выполнять условия сделки?
– возмутилась я, и он рассмеялся.
– Нет, конечно, нет. Если ты надеешься так увильнуть от
исполнения уговора, то ты ужасно глупа. Одну метку я сниму, но ты все равно
останешься мне должна. – Он облизан губы. – А как мой фамилиар ты принадлежишь
мне.
Колени у меня задрожали от тошнотворной комбинации страха и
облегчения; пришлось задержать дыхание, меня чуть не вырвало. Но мне придется
выполнить мою часть сделки, прежде чем я узнаю, насколько верно рассчитала:
смогу ли я выскользнуть из демонской западни через маленькую дырочку, что
зовется выбором.
– Разума сторож, – дрожа, сказала я, – боли носитель,
будь мне рабом до скончания дней.
Алгалиарепт довольно хмыкнул. Сжав зубы, я сунула руки в
котел. Меня обожгло морозом, руки сразу занемели, и я их выдернула. В ужасе на
них уставившись, я ничего особенного, впрочем, не заметила – все те же ногти в
красном лаке.
