Он взял меня за подбородок. Рука была теплая, и я не
отстранилась.
– А еще есть немногие, кто знает, что такое любовь, кто
умеет любить. Кто щедро отдает себя, требуя взамен только того же – любви и
доверия. – Безупречно-синие глаза не моргая смотрели на меня, я затаила
дыхание. – И тогда это может быть прекрасно, Рэйчел. Любовь и доверие. Никто не
связан. Никто не теряет разум и волю. Нет унижения, нет потерь. Оба становятся
одним целым, которое больше, чем сумма частей. Только это так редко бывает. И
так прекрасно, когда бывает.
Я задрожала. Я не могла понять, лжет он или нет.
От мягкого касания его руки, когда он шагнул назад, у меня
кровь вскипела в жилах. А он не заметил, глядя в окно на разгорающийся рассвет.
– Мне жаль Айви, – прошептал он. – Она не хочет признать,
что ей нужно принадлежать кому-то, хоть эта жажда движет каждым ее шагом. Она
хочет совершенной любви, но думает, что не заслужила ее.
– Она не любит Пискари, – так же тихо прошептала я. – А
ты сказал, что без любви и доверия все не так.
Кистен посмотрел мне в глаза:
– Я не о Пискари говорил.
Он взглянул на часы над мойкой, шагнул назад, и я поняла,
что он уходит.
– Поздно уже, – отметил он. По отстраненному тону стало
ясно, что мыслями он уже где-то далеко. Потом глаза у него прояснились, он
вернулся в настоящее. – Хороший был вечер, – сказал он. – Но в следующий раз
лимитов на расходы устанавливать не будем.
– Ты уверен, что будет следующий раз? – попыталась я
разрядить обстановку.
Он улыбнулся в ответ на мою улыбку, на лице блеснула под светом
свежая щетина.
– Надеюсь.
Кистен пошел к двери, и я машинально пошла его проводить. Я
в носках ступала по деревянному полу так же бесшумно, как он. В зале было тихо,
из моего стола ни звука. Не говоря ни слова, Кистен накинул пальто.
– Спасибо, – сказала я, протягивая ему кожаный плащ,
который он мне дал поносить.
В темной передней блеснули его зубы.
– Всегда рад.
– За вечер, не за плащ, – пояснила я, чувствуя, как
промокают носки. – Впрочем, за плащ тоже.
Он наклонился ближе.
– Опять же всегда рад, – сказал он. В глазах у него
играл слабый отблеск света. Я смотрела в них, пытаясь понять, они черные
оттого, что темно, или от страсти. – Я тебя сейчас поцелую, – предупредил он.
Голос был мрачный, у меня мышцы напряглись. – Не увиливать!
– Не кусаться, – ответила я со смертельной
серьезностью. Во мне бурлило предвкушение. Но чувства были мои собственные, не
от шрама, и я поняла это одновременно с облегчением и со страхом – нельзя было
притвориться, что виноват шрам. В этот раз не получится.
Он взял мой подбородок в ладони, шершавые и теплые, притянул
меня к себе, закрывая глаза. Я вдохнула его аромат, сильный аромат кожи и шелка
и намек на что-то более глубокое, более примитивное, действующее прямо на
инстинкты – так что я не знала, что и чувствовать. Не зажмуриваясь, я смотрела,
как он склоняется ко мне, сердце колотилось в ожидании ощущения его губ.
Его пальцы скользнули по контурам моего лица. Губы у меня
приоткрылись. Но мы стояли неловко для обычного поцелуя, и мне стало легче,
когда я поняла, что он поцелует меня только в уголок рта.
Успокоившись, я подалась ему навстречу и снова перепугалась,
когда его пальцы скользнули дальше, зарывшись мне в волосы. Адреналин хлестнул
холодной волной, когда до меня дошло, что он вообще не к губам моим добирается.
Он собирается целовать меня в шею! – подумала я, обмирая.
Но он остановился как раз на подходе, дохнув теплом во
впадинку между ухом и подбородком. От смешанного со страхом облегчения я ни
думать не могла, ни двигаться. Пульс бился как бешеный от остатков адреналина.
Губы у Кистена были нежные, но хватка рук – твердая от подавляемого желания.
Холодный воздух коснулся меня вместо теплых губ, когда он
отстранился, но задержался в той же позе еще на миг, и еще. Сердце колотилось,
и я знала, что он его слышит не хуже собственного. Он тихо выдохнул, и я
выдохнула тоже.
Кистен шагнул назад, шурша шерстью пальто. Глаза встретились
с моими, и я вдруг заметила, что обнимаю его руками за талию. Руки неохотно
опустились, я потрясенно перевела дух. Он не коснулся ни моих губ, ни шеи, и
все же это оказался самый волнующий поцелуй в моей жизни. Беспокойство из-за
того, что я не знала, что он станет делать, так меня завело, как не мог бы
завести никакой обычный поцелуй.
– Вот же чертова штука, – сказал он, удивленно изгибая
бровь.
– Какая? – сдавленно спросила я, еще не придя в себя.
Он качнул головой.
– Совсем не чувствую твоего запаха. Даже как-то
заводит… Я моргнула, не в силах сказать ни слова.
– Спокойной ночи, Рэйчел. – Отступив, он опять
разулыбался.
– Спокойной ночи, – прошептала я.
Он повернулся и открыл дверь. Морозный воздух отрезвил меня.
Демонский шрам ни разу не шелохнулся, так все время и спал. Вот это, подумала
я, и пугает. Что он может такое со мной сотворить, даже не прикасаясь к шраму.
Да что же это со мной, черт возьми?
Кистен в последний раз улыбнулся мне с крыльца – ночной
снегопад служил ему чудесной декорацией. Отвернувшись, он сошел по обледенелым
ступенькам, под ногами у него хрустела соль.
В полном замешательстве я закрыла дверь и опустила засов,
потом снова подняла – вспомнила, что Айви должна вернуться.
Обхватив себя руками, я направилась в спальню. В голове
крутились слова Кистена о том, что люди сами определяют свою судьбу, позволяя
вампирам их привязать. Что люди платят за экстаз вампирской страсти
зависимостью в разной степени: могут быть просто едой, а могут – равными. Может,
он врет? – подумала я. Врет, чтобы я разрешила ему себя привязать. Но потом в
голову пришла еще более страшная мысль.
Что, если он не врет?
Глава 16
Топая ботинками по коридору, я шла к двери следом за Айви.
Она двигалась с бездумной грацией, высокая и хищная в своих элегантных кожаных
штанах. Ну, это она пусть таскается по солнцеворотным распродажам в коже, а я
предпочла джинсы и красный свитер. И все равно мы обе смотрелись отлично.
Ходить по магазинам с Айви было забавно. К ней всегда начинали подбивать
клинья, а отказ от предложений имел заманчивый привкус опасности, потому что
привлекала она ну очень разных личностей.
– Мне надо вернуться к одиннадцати, – сказала она,
отбрасывая назад длинные черные волосы, когда мы вышли в церковный зал. – У
меня сегодня дело. Чью-то несовершеннолетнюю дочь заманили в вампирский притон,
и мне надо ее вытащить.
