Черт побери, у меня соседка по комнате – вампирский самурай.
Все лучше и лучше.
– Да, ты умеешь им работать, – сказала я очень тихо.
Она блеснула улыбкой и вложила клинок в ножны.
– Занималась с пятого класса и до окончания школы, –
сказала она, кладя меч на стол. – Так быстро росла, что неуклюжа была
невероятно, на все натыкалась. В основном на людей, которые меня раздражали.
Отрочество – это время, когда реакция становится быстрее. Тренировки мне
помогли, и я стала их продолжать.
Я слизнула с пальцев соль и оттолкнула попкорн от себя.
Скорее всего в этих тренировках приличный кусок времени учили самоконтролю.
Несколько успокоившись, потому что свечи, похоже, помогли, я закинула под
столом ногу на ногу, и мне захотелось кофе. Айви рылась в шкафу, разыскивая
термос. Я поглядела на капающую в кофейник жидкость, надеясь, что она не все
себе заберет. – Ну-ну, – сказала она, доставая термос и промывая его горячей
водой, чтобы согреть. – У тебя вид довольный, как у вампира, который высосал кошку.
– Прости? – переспросила я, ощутив в животе судорогу.
Она повернулась и вытерла руки полотенцем.
– Поговорка такая. Ник звонил?
– Нет, – ответила я, ничего не добавив.
Она улыбнулась шире. Откинув назад волосы, она сказала:
– Отлично. – И повторила: – Ага, отлично.
Разговор начинал уходить не туда, куда мне хотелось бы.
Поднявшись, я вытерла ладони о джинсы и босиком пошлепала увеличить огонь под
кастрюлькой. Айви распахнула холодильник и вылезла со сливочным сыром и
пакетиком бубликов. Жрет эта женщина так, будто калории к ней не прилипают.
– С Дженксом – пролет? – спросила я, хотя ответ был
очевиден.
– Пролет, – ответила она. – Хотя со мной он все же
поговорил. – В глазах Айви мелькнула досада. – Я ему сказала, что тоже знаю,
кто такой Трент, и нечего здесь мусолить. Сейчас он и со мной говорить не
хочет. – Она сняла крышку с банки сыра и намазала себе бублик ножом. – Как ты
думаешь, не стоит ли нам дать объявление в газеты?
Я подняла голову:
– Чтобы заменить его? – спросила я, запнувшись. Айви
откусила кусок бублика и покачала головой:
– – Просто его встряхнуть, – прожевала она с полным
ртом. – Может, если он увидит наше объявление о приглашении пикси, то
согласится с нами разговаривать.
Нахмурившись, я села на место и расслабилась, положив босые
ноги на незанятый стул.
– Сомневаюсь. Вполне в его стиле будет нас послать
далеко и надолго.
Айви передернула плечом.
– Похоже, что до весны нам ничего не сделать.
– Похоже. – Видит Бог, как неприятна мне эта мысль.
Надо будет найти способ извиниться перед Дженксом. Может, послать ему
телеграмму с доставкой через клоуна. Или самой быть этим клоуном. – Еще раз с
ним поговорю, – сказала я. – Отвезу ему меду. Может, если я его напою, он меня
простит за такой идиотизм.
– Я куплю тогда какого-нибудь по дороге, – предложила
Айви. – Недавно видела мед для гурманов – с цветов японской вишни.
Вылив из термоса воду, Айви залила туда полный кофейник,
заключив небесный аромат в стекле и металле.
Прикусив губу, которую я было раскатала на кофе, я сняла
ноги со стула Айви. Очевидно, она тоже думала, как нам успокоить оскорбленную
гордость Дженкса.
– Так куда ты собралась так поздно с термосом кофе,
мешком кольев и этим мечом?
Айви прислонилась к столу с тягучей грацией черной пантеры,
держа кончиками пальцев недоеденный бублик.
– Мне тут нужно привести в чувство некоторых
зазнавшихся вампов. Не дать им вовремя лечь спать. Меч – для показухи, колья –
как напоминание, а кофе – для меня.
Я состроила гримасу, представляя себе, как это мерзко –
когда тебя Айви не отпускает спать. Но тут я сложила два и два, и у меня глаза
на лоб полезли.
– Ты это делаешь для Пискари? – спросила я и уверилась,
что права, когда она отвернулась к окну.
– Ага.
Я молча ждала, пока она скажет еще что-нибудь. Она молчала.
Я внимательно на нее посмотрела, оценила ее замкнутую позу.
– Твой отец чего-то добился? – осторожно
поинтересовалась я.
Она вздохнула и обернулась ко мне:
– Пока я занимаюсь делами Пискари, эта старая сволочь
не лезет ко мне в голову.
Она посмотрела на недоеденный бублик, прошла по кухне, стуча
каблуками, и бросила его в мусорную корзину.
Я ничего не сказала, но удивилась, что Айви так легко
капитулировала. Но она услышала в моем молчании осуждение (которого там не
было) и покраснела от стыда.
– Пискари согласился, чтобы я и дальше использовала
Ки-стена как подставное лицо, – сказала она. – Ему нравится его зловещая
репутация, а всякий, имеющий вес, все равно знает, что его слова на самом деле
исходят от меня – то есть от Пискари. На самом деле мне ничего делать не надо,
пока Кистен не напоролся ни на что, с чем не может справиться. Вот тут мне и
придется выйти на сцену, чтобы его выручать.
Я вспомнила, как Кистен свалил семь колдунов так просто и
небрежно, будто карамельку пополам переломил. Мне трудно было себе представить
ситуацию, когда он бы не справился. С другой стороны, он бы не мог выступить
против неживых вампиров, не опирайся он на силу Пискари.
– И тебя это устраивает? – спросила я, как дура.
– Нет, – ответила она, скрестив руки на груди. – Но это
то, чего добился мой отец, и если я не могу принять то, что он сделал мне в
помощь, то не должна была его об этой помощи просить.
– Извини, – пробормотала я, жалея, что не удержала язык
за зубами.
Айви, явно смягчившись, подошла к сумке и положила термос на
колья.
– Я не хочу, чтобы Пискари лез мне в голову, – сказала
она, встряхивая сумку, чтобы там все улеглось, и потом застегивая. – Пока я
делаю то, что он говорит, он туда не лезет и Эрику тоже не трогает. Кистену бы
быть его наследником, а не мне, – буркнула Айви. – Он этого хочет.
Я рассеянно согласилась, и вдруг ее пальцы на сумке застыли,
на лице отразилась тень страдания, знакомая мне по той ночи, когда Пискари ее
изнасиловал – и не в одном только смысле. Меня обдало ознобом, когда она
раздула ноздри и глаза ее устремились куда-то вдаль.
– Здесь был Кистен, – сказала она тихо.
У меня кожу стянуло мурашками. Черт побери, я даже одну ночь
не смогла от нее этого утаить.
– Нуда, – ответила я, выпрямляясь. – Он искал тебя. –
Где-то полдня назад.
Холодок внутри меня стал сильнее, когда глаза у Айви
прищурились, заметили мою неловкость. Она повернула голову, поглядела на
кастрюльку на плите. Черт, и еще раз черт.
