– Так они с Левицким тебя и вели. Думаешь, Валанд отпустил бы без прикрытия?
Виктор очень вовремя упомянул про Станислава.
– Левицкого смотрел?
Тот скривился.
– Ты оказалась права, он не держит удар. Но сам я с этим не разберусь. Договорились, что им займется Марк.
Заикаться, что стоило поторопиться, я не стала. Главное – девушка, все остальное пока терпело.
– Ты все-таки присмотри за ним, – пробормотала я, уже возвращаясь на аллею. Ко мне (Шаевского он не должен был заметить) направлялся тот самый помощник губернатора, с которым я уже встречалась в полдень.
– Госпожа Мирайя, – его голос дрогнул, глаза прорезали красные прожилки, – просили передать. – Он протянул небольшой пластиковый пакет с запаянным краем. – Если вам еще что-то необходимо…
– Мне нужен кабинет, – тут же отозвалась я, догадываясь, что именно находится внутри, – и выход в сеть с полным доступом.
– Господин Эйран предупредил, что он вам может потребоваться. Следуйте за мной.
Он пытался сохранить бесстрастность, но… у него не получалось.
Это было лучшим доказательством того, что мы поступили правильно.
Кабинет находился на втором этаже, окна выходили на ту сторону, где «закончила» свою жизнь дочь Шамира. Шума слышно не было, но когда подошла к столу, машинально посмотрела вниз. Народу было много. Служба порядка, местная охрана, вояки с базы во главе с каперангом. Губернатор стоял в стороне от суеты и смотрел куда-то вдаль. Один.
Шамир знал, что его дочь жива, но… скорбел. Он вполне мог ее потерять.
Валанда я не заметила – да и не стоило ему светиться, а вот Левицкий был там.
Словно ощутив мой взгляд, поднял голову, но я успела сделать шаг, исчезнув из его поля зрения. Я не давала ему повода считать меня своей, но… осадок в душе был, как если бы обманула.
Отбросив все, что не имело отношения к стоящей передо мной задаче, пристроилась в кресле, активировала планшет.
Пока ждала рождения первой строчки, просмотрела новостные ленты.
Информация о самоубийстве Сои Эйран была, но давалась очень коротко, без каких-либо комментариев. Думаю, Ромшез постарался, пресекая распространение слухов. Первая скрипка в этом представлении принадлежала мне, даже Иштвану не удалось бы сделать то, что я задумала.
Он был своим, я… той самой Элизабет Мирайя, которая не часто баловала читателей своими репортажами, но уж если делала это, то надолго оставалась в памяти.
Пальцы набрали сами: «Ей было лишь семнадцать…»
Я вполне могла… могу оказаться на ее месте. Я отдавала себе отчет, насколько опасным было то, чем я занималась. С первого дня, как стала маршалом.
«…Это было не ее решение, отчаяние столкнуло ее вниз…»
Бить точно в цель. Эмоции и чувства. Страх за собственных детей, любимых, просто страх… что ты можешь оказаться следующей. Не самоубийство – убийство. Извращенное в своем хладнокровии, в понимании того, что жертве некуда бежать, не к кому обратиться за помощью. Просто потому, что жертва даже не догадывается, что уже попала в лапы к хищнику.
«Первое чувство. Робкое, нежное. Способное расцвести чудом всепоглощающей любви или стать пеплом от сгоревшей души…»
Поймут не все, кто-то будет пытаться свалить вину на нее и родителей. Мол, слабая, оказалась не готова к взрослой жизни.
Но слова уже будут произнесены. Слова, которые за мной повторят десятки, сотни, тысячи… Валенси знает, что делать. Эту волну не остановить, в отличие от другой, которую будут сдерживать Вано и Ромшез.
Сои с голографии смотрела на меня восторженно. Нежная улыбка на губах, распахнутые навстречу будущему глаза, полное движения тело… Замерла на миг, чтобы вновь устремиться вперед. Именно так она и воспринимала жизнь, пока та не столкнула ее с самаринянином.
Воспоминание об Исхантеле заставило передернуться.
Тварь! Холодная, бездушная тварь! Если бы все проблемы решались одним выстрелом…
Я подошла слишком близко к нему, чтобы понять – у нее не было шансов. У тех, кто уже покинул Союз, попав в сети его влияния, – тоже.
Я старалась быть объективной. У него была своя правда, да и обелить можно многое, не говоря уж о намерении возродить свою расу, потрепанную войной.
Победители и побежденные… Вопрос, кто из них мы, для меня оставался открытым.
«Юное, не ведающее грязных мыслей дитя и тот, кто называл себя учителем. Взрослый мужчина, знающий свою силу, полностью отдающий себе отчет в том, что даже намек на симпатию с его стороны способен пробудить росток любви…»
Мысль, что шеф меня убьет сам, чтобы зря не мучилась, вызвала истеричный смешок. То, что я делала, называлось несколько иначе, чем обходить острые углы его приказов.
Вояки в таких ситуациях говорили: «Вызываю огонь на себя».
Сомнениями я не терзалась. Будь так, не оказалась бы в здании миссии, отвлекая внимание жреца.
Но тогда у меня еще была возможность отступить, укрыться за спинами Валанда, Шаевского, Ровера, сейчас я лишала себя ее окончательно.
«…Они открыты миру, беззащитны перед ним. В этом их сила и слабость, которой так легко воспользоваться. Взрослые дети… Кто позволил ему приблизиться к ним? Со способностью ментата, манипулирующего чужим сознанием уже одним присутствием рядом! Что это было? Случайность? Жадность? Тонкий расчет?»
«…Кто, увидев ее имя, обведенное траурной рамкой, признается самому себе, что ее смерть – его вина?!»
«…Почему эта девочка должна отвечать за наши с вами ошибки?! И она ли одна?! Или о тех, кто был до нее, мы просто не знаем?! И будет ли кто-то после…»
«…Не так я собиралась начать свой цикл репортажей с Зерхана. За меня решил случай, но теперь уже не он поведет меня вперед. Ответственность перед памятью о ней. О Сои Эйран, которая могла бы жить».
Прости, девочка, но иного способа спасти тебя у нас не было…
Бегло перечитав, подключилась к каналу «Новостей». Ввела код, перешла на свою страничку, тут же отметив, как защелкал счетчик присутствующих на ней. Запахло свежей кровью, акулы были тут как тут.
Прежде чем сбросить заметку, отправила ее Вали, она должна быть первой.
Ответ пришел спустя несколько минут – представляю, сколь многие из журналистской братии поминали меня все это время недобрым словом.
Моя подруга оказалась в теме, резюме было коротким: «Не вернешься живой – выкопаю из могилы и придушу сама».
Она была права. Чем-то все это напоминало самоубийство.
* * *
Ровер решил действовать по принципу: ожидание наказания страшнее самого наказания. Когда я связалась с ним, коротко отстучал: «Вечером» и отключился. Совсем.
