Интересно, а если бы они не подоспели, я сумела бы их преодолеть?
На этом месте стоило бы потерять сознание, предоставив мужчинам возможность самим разбираться со всем, что я натворила.
Так бы, наверное, и сделала… не будь я маршалом.
В нашей службе привыкли идти до конца.
Глава 17
Ровер стоял у самого окна и смотрел на меня. Небрежная поза, ленивый взгляд… И захочешь разобраться, о чем думает, не получится, если сам подсказок не даст. Но такое бывало редко. Этот случай – не из тех.
Смотрел и молчал.
Шаевский – тоже. Не было лишь Солога и Валанда. Где находился каперанг, оставалось только догадываться, а Марк беседовал с Таисией. Или допрашивал, если уж называть вещи своими именами.
Я бы и хотела поприсутствовать, но даже не рассчитывала на подобную щедрость. Не после всего того, что вытворила.
Вздох сожаления пришлось сдержать. Оставалось только догадываться, какие именно ответы Валанд получал на свои вопросы. И про тот жучок, который Исхантель заставил Таи подкинуть в кабинет мужа, угрожая скорее всего окончательно разрушить связь между нею и дочерью, и принятое ею решение убить отца Сои, которое могло стоить ей самой жизни. Не окажись меня рядом, Левицкий выполнил бы приказ, сработав на руку самаринянину.
Какой удар по воякам! Жена губернатора погибает от руки сошедшего с ума офицера флота…
О чем тут еще можно говорить?!
Говорить действительно было не о чем. Итог несанкционированной операции оказался не столь оптимистичным, как мне бы хотелось. Станислав тяжело ранен, спасло его только своевременное появление Марка. Исхантель исчез, словно его там и не было. Прессе произошедшее объяснили не очень профессиональными действиями службы порядка, заставив тех взять все на себя.
Меня от публичной порки по прибытию на базу спасла информация, находившаяся на слоте. Валанд просмотрел ее еще в каре, время от времени комментируя особо интересные места. Не столько для меня, сколько для Ровера, который опять взял управление машиной на себя. Остальные, во главе с Шаевским, отправились на базу другим транспортом.
Сведения оказались весьма ценными. Таисия следила за Исхантелем. Сама или нет, только предстояло выяснить, важнее другое: о некоторых местах, где он бывал, и людях, с которыми встречался, нам известно не было.
Добравшись до конца файла, Марк бросил на меня многозначительный взгляд, недовольно качнул головой и резко выдохнул. Был зол, но вынужден оправдать.
Это была полная реабилитация, только я от этого факта особой радости не испытала. Понимание, насколько была близка к провалу, лежало на плечах тяжким грузом.
Да и Ровер еще не произнес своего последнего слова. Его мнение для меня имело значение.
Шеф об этом знал, но продолжал безмолвствовать.
Не сказать, что я сильно нервничала по этому поводу – раньше, чем встречусь с Горевски, из команды не выкинут, но чувствовала себя неуютно.
– Ты действовала по обстоятельствам, – наконец снизошел до меня Ровер, заставив вскинуть на него удивленный взгляд. В ответ на мое недоверие еще и кивнул, как будто это могло служить более веским аргументом. – У нас разные функции, программы поиска бегунков и защиты свидетелей в тебя вбиты накрепко.
Виктор, выслушав, усмехнулся, вроде как хотел качнуть головой, но все же согласился с Ровером.
– И ведь даже с Левицким не прокололась…
Отреагировала я на его слова с опозданием, все еще пыталась осмыслить сказанное Странником. Когда сообразила, в чем только что сознался Шаевский, вскинулась:
– Что?! – Хотелось стиснуть зубы, как делал это Марк, чтобы не произнести лишнего. Кроме того, что эта новость стала для меня неожиданностью, она отчетливо отдавала гнильцой. То, что я могла простить Шторму, в этом случае выглядело еще непрезентабельнее. – Так Стас…
Искать предел моего терпения Шаевский не стал.
Когда заговорил, в голосе звучали жалостливые нотки. Прекрасно видел, как я восприняла его откровения, пытался хоть как-то объясниться.
– У него практически полное отсутствие ментальных способностей, но зато сопротивляемость четырнадцать баллов. – Заметив мое закаменевшее лицо, вздохнув, добавил: – Мы должны были выиграть время и, насколько возможно, нарушить планы самаринян. Левицкий знал, на что шел.
Эмоции отхлынули, оставив после себя опустошенность. С таким сложно спорить.
– Я могла его убить! – Несмотря на понимание, на душе все равно было гадко.
– Не могла, – с нескрываемой грустью в глазах улыбнулся Шаевский. Мне опять пришлось собрать выдержку, сжав ладони в кулак и впившись ногтями в кожу. Напряжение сменялось апатией, убеждая, что я нуждаюсь в передышке. Была на пределе, а второе дыхание открываться не торопилось. – Парализатор, ампулы… – Резко оборвал сам себя, кинул взгляд на Странника, словно прося у него поддержки. Тот сделал вид, что задумался и не заметил. Понимающая усмешка, и Виктор продолжил: – Все пошло не так. Мы были уверены, что сумеем тихо вывести Стаса из игры. Да и тебе не стоило об этом знать.
Шаевский был прав. По всем пунктам. Легче от этого не становилось.
Повернулась к Роверу, олицетворявшему памятник бесстрастности:
– Я могу быть свободна?
Тот вяло поинтересовался:
– А больше ничего не хочешь узнать?
Я – хотела… Остаться одной.
– Нет, – коротко бросила я и направилась к двери, посчитав, что мой ответ стал его разрешением.
На этот раз не ошиблась, останавливать меня никто не стал.
Когда дверная панель закрылась, исполнив мое желание, прислонилась к ней, чувствуя, как подкашиваются ноги. Не запоздалый страх был причиной, не опустошенность. Вспыхнувшая ярость, требующая выхода.
Досчитав до десяти, заставила себя оторваться от спасительной опоры. У нас были разные стили работы, да и задачи они решали не в пример нашим. Я должна была помнить об этом, но постоянно забывала. За что и расплачивалась.
Коридоры крыла, в котором нас разместили, оказались спасительно пусты. Шел обратный отсчет, каждый, как мог, пытался его замедлить.
Отсутствие необходимости «держать» лицо сберегло остатки сил – стены были немыми свидетелями смеси гнева и усталости, которая его подогревала. Сохранять хотя бы видимость спокойствия, не задействовав собственное самолюбие, я была не способна.
Два этажа наверх слегка приглушили эмоции, оставив после себя лишь одну мысль: рухнуть на постель и погрузиться в спасительный сон. Сбросить напряжение, в котором я пребывала, воспользовавшись теми несколькими часами, которые остались в моем распоряжении.
Собственные планы нарушила я сама. Сиротливо лежащая на столе рабочая тетрадь напомнила о слове, которое дала Валенси. Нарушать обещания было не в моих привычках.
