— Потерпи немного. Ведь ты же знаешь, что нам нельзя заводить ребенка до тех пор, пока Бельмаиру угрожает опасность, — сказал Диллон.
— Но неужели ты не сможешь защитить наше дитя так же, как защитил женщин и младенцев женского пола, живущих в Бельмаире?
— Я и так потратил на это очень много магических сил, — сказал Диллон. — Но я поговорю об этом со своим отцом. И мы будем действовать так, как он скажет.
— Постарайся поговорить с ним об этом как можно скорее, — попросила Синния и слегка прикусила кожу на его груди. — Я обожаю тебя, твое тело. То, что я испытываю во время близости с тобой, не передать словами. Я просто схожу с ума от восторга. Но каждый раз, когда мы делаем это, я думаю о нашем будущем ребенке.
— Значит, ты сходишь с ума от восторга? — поддразнил ее Диллон. — Что ж, попытаюсь снова свести тебя с ума.
Диллон протянул руку к ее левой груди и легонько сжал ее. Потом он лизнул сосок. Синния погладила его по затылку. Она готова была поклясться, что прямо-таки физически ощущает, как муж с каждой минутой возбуждается все сильней. Она с нежностью и благодарностью за то, что он так страстно ее жаждет, поцеловала его.
— Я люблю тебя, — прошептала Синния. — Очень тебя люблю. Подумать только, а ведь я так и не поблагодарила тебя за то, что ты меня спас. Я думала, что мы с тобой больше никогда не увидимся, и сердце мое обратилось в камень. Но ты спас меня. Вернул домой. Теперь я снова живу. Спасибо тебе.
— Ты — моя жизнь, — прошептал Диллон. — С первой нашей встречи я полюбил тебя, ты, тогда еще сама того не желая, сразу завоевала мое сердце. Мне не нужна никакая другая жена. Я никого не смогу полюбить, кроме тебя. Вместе мы — единое целое. А по отдельности мы — лишь пара потерянных душ. Я люблю тебя.
И Диллон поцеловал ее. Это был долгий жаркий поцелуй, от которого по телу Синнии разлилась странная слабость. Синния вздохнула и закрыла глаза. На Синнии и Диллоне, вновь ставших мужем и женой, не было одежды. Им очень нравилось ощущать кожу друг друга. Синния почувствовала, как в ней поднимается неудержимое сексуальное желание. Оно требовало немедленного выхода. То же самое ощущал и Диллон. Когда он вошел в нее, Синния закричала от восторга и обвила Диллона ногами, чтобы наслаждение было еще острее. А потом, расслабленные, они лежали в объятиях друг друга и чувствовали обоюдное безграничное счастье и всепоглощающую любовь. Их сердца бились в одном ритме, их чувства были одинаковыми, их желания совпадали. Диллон не меньше Синнии хотел, чтобы у них появился ребенок, но сейчас это было невозможно. Война между яфирами и бельмаирцами только начиналась. Ахура Мазда был очень опасным человеком, который ни перед чем не остановится, чтобы захватить Бельмаир. Если Синния родит ребенка, яфиры могут использовать его против них и всего Бельмаира. Но, несмотря на все эти разумные мысли и рассуждения, Диллону было очень жаль, что семя, которое он изверг в лоно Синнии, не может принести желанного потомства. Он обнял Синнию, слегка приподнял ее над постелью и стал укачивать, как ребенка. Синния во сне улыбнулась — наверное, ей снилось что-то очень приятное. Диллон же долго не мог уснуть, тревожные мысли одолевали его. Что их ждет впереди? Какая судьба уготована Бельмаиру? Диллон понимал, что войны с Ахурой Маздой не избежать. Но он не хотел уничтожать клан яфиров. Диллон вообще не был сторонником войн, так как не понаслышке знал, какой кровопролитной и жестокой может оказаться война. В юности он прошел через две войны, и не хотел подвергать Бельмаир таким ужасам и лишениям. Диллон давно уже понял, что яфиры, как и бельмаирцы, очень мирный народ. Но Ахура Мазда — совсем другой вопрос: в отличие от большинства яфиров он жаждал развязать войну. Он мечтал захватить Бельмаир и тем самым отомстить его народу за давнюю обиду клана. Казалось, что это превратилось у него в самую настоящую манию. Ахура уже не мог мыслить разумно, превратившись в одержимого своей идеей.
Диллон улыбнулся, вспомнив эту самонадеянность вождя яфиров. Ахура Мазда много лет жил в мире своих иллюзий, лелеял мечту — захватить Бельмаир и уничтожить его жителей, и до того уверился, что с легкостью может это осуществить, что ему уже и в голову не приходило, что король Бельмаира может оказаться сильнее его. И уж тем более Ахура не мог представить, что этот король будет обладать магическим даром. Все народы, которые владели магией, трепетно относились к традициям и правилам. Однако Ахуру Мазду такие мелочи не заботили. Он жил, нарушая все возможные и невозможные правила. Поэтому так долго не могли предотвратить похищения женщин из Бельмаира. Яфиры нападали неожиданно, нагло и дерзко. Ахура Мазда был врагом вероломным и мог нанести удар Бельмаиру тогда, когда этого меньше всего будут ожидать. Не объявляя войны, не выдвигая требований.
На следующий день Диллон поделился своими опасениями с Калигом, Ларой и Нидхуг, когда они все вместе собрались в библиотеке.
— Поведение яфиров всегда поражало бельмаирцев своей непредсказуемостью и дерзостью, — заговорил Диллон. — Но теперь я понял, что дело не в самих яфирах, а в их предводителе — Ахуре Мазде.
— Неужели это он принял решение не покидать Бельмаир по приказанию короля Напира, а укрыться на морском дне? — спросила Лара. — Неужели он настолько стар?
— Нет, тогда он еще не был их предводителем, — ответил Диллон. — Во всяком случае, так говорит Синния. Ахура Мазда стал вождем яфиров позже.
— Но с самого начала он осознавал, что с яфирами обошлись несправедливо, — заметил Калиг. — С юных лет он впитал в себя ненависть к бельмаирцам и поклялся им отомстить. И он будет действовать, заботясь не о нуждах своего народа, а о собственных амбициях. Он не может понять, что, в сущности, бельмаирцы не очень виноваты в том, что произошло с яфирами. Несколько столетий яфиров изгоняли из разных миров. До тех пор как они не укрылись на дне моря, яфиры и так кочевали с места на место и нигде не могли обрести свой дом. Все презирали их: и маги, и простые смертные. А потом все о них забыли и решили, что яфиры исчезли с лица земли. Интересно, почему никто не догадался, что они могут где-то прятаться?
— Почему все магические народы всегда так презирали яфиров? — спросил Диллон.
— Никто не знает или просто не помнит этого, — ответил Калиг. — Иногда без всякой на то причины жители наших миров начинают настороженно относиться к некоторым народам. Избегают и презирают их. Но когда их спрашивают, почему они так относятся к этим народам, они и сами не знают ответа на этот вопрос. Например, если вы спросите бельмаирцев, почему они презирают яфиров, они ответят: «Потому что они яфиры».
— Я сама сталкивалась с подобным отношением, оно действительно необъяснимо, — подтвердила Лара. — В детстве многие презирали меня за то, что я наполовину фея. Моя бабушка, простая смертная женщина, всеми силами старалась воспитать меня так, чтобы я не отличалась от обычных людей. Она была замечательной женщиной, но больше всего на свете боялась сплетен и пересудов.
— Интересно, что подумала бы она, увидев тебя сейчас? — задумчиво проговорил Диллон.
— Не знаю. Думаю, она бы гордилась мной, узнав, какой силы достигли мои магические возможности, и никакие сплетни и пересуды ее уже не пугали бы, — рассмеявшись, сказала Лара.
