Звягин провел в Галиче сутки. Одаренный счастливой способностью располагать к себе людей, он «подготавливал почву». Да ведь и люди едут навстречу, когда к ним обращаешься по-человечески.
…Саша воспринял отъезд как счастливую необходимость. Он вернется через несколько месяцев здоровым. Семейство больше не выглядело подавленным – настроилось на борьбу. Это напоминало проводы в опасную экспедицию, которая обязательно увенчается успехом и принесет славу. Саша улыбался. Лицо его, еще недавно юношески неоформленное, приобрело жесткую определенность мужских черт.
Если б Звягину сказали сейчас, что победы не будет, он в первую очередь крайне удивился бы, а уж потом пришел в бешенство.
Рита стояла у вагона. Смеялась и плакала. Сыгранная легенда коснулась ее души: это уже не была неправда – это была одна из правд, сосуществующих порой в жизни. Она будет ждать. Она напишет и позвонит. Она приедет. Они расстаются ненадолго.
Выходной семафор в перспективе перрона вспыхнул зеленым.
От названия Галича веяло древнерусскими тайнами, а оказалось – город себе как город. Но рассматриваемый как поле сражения и будущей победы, он представлялся Саше необычным во всем – и улицы, и дома, и магазины. Это было его Бородино, и фитили были поднесены к наведенным пушкам.
У вокзала он вбился в разъезженный автобус и сошел через двадцать минут на проселке. Апрельское солнце грело черные поля, и по ним расхаживали черные грачи. Укатанная колея сворачивала к белеющему вдали флигелю с диспетчерской башенкой. Два вертолета – «Ми-8» и огромная «летающая цистерна» «Ми-6» – соседствовали с парой неизменных «Ан-2», растопыривших стрекозиные крылья.
– Ивченко… – протянул начальник пожарной части, проглядывая Сашины документы и разворачивая сопроводительное письмо от Звягина. – Прыжки есть? Так. Служили в инженерно-саперных? Неплохо… – Он откинулся в кресле. – Начинается теплый сезон, пожароопасность возрастает, люди нам требуются. Итак…
Количество формальностей расстраивало: скорей, скорей! Вернувшись из отдела кадров управления в общежитие, получил у коменданта матрас и постель и понес в комнату.
– Куда пр-решь?! – осадил его на пороге рык. Здоровенный парень осмотрел его разбойничьим нехорошим взглядом.
– Поселили сюда… – неуверенно объяснил Саша.
– Еще один смертник, – насмешливо прохрипел парень. – Давай сюда, кивнул на пустую койку. – А то Леха сгорел недавно, скучно одному.
Саша положил скатанный тюфяк и помялся.
– На пожаре?.. – неловко спросил он.
– Нет, в пепельнице, – хрюкнул крепыш. – Меня видишь?! Шесть лет работаю – и все жив, и не инвалид. Долгожитель! Достопримечательность! Так что смотри, дело рисковое.
Он схватил Сашу за руку, спрессовал пальцы в слипшийся комок, представился:
– Борис Арсентьев. Старший сержант. Командир отделения. А теперь вали гуляй до шести – ко мне сейчас подруга придет. Ну?!
К шести часам спектакль был готов. Идею застращать новичка наскучавшиеся за зиму пожарные приняли с восторгом.
Саша застал в комнате скорбную тризну. На него не обратили внимания. Пьяные головорезы надрывали души.
– Мир праху его, – трагически возгласил один.
– Все там будем, – мрачно откликнулся другой. Звякнули граненые стаканы, булькнула изображающая водку вода. Смачно выдохнули, зажевали бутерброды, хрустнули лучком.
– Наливай. Витьку тоже помянем.
– Какой парень! Два года в живых оставался…
Звяк! Бульк! Чавк. Хрусть. Огрызки летели на пол, в окно.
– Приземляюсь – а он уже висит на суку, как бабочка на булавке… Только вчера день рождения праздновали…
Боря заметил, наконец, Сашу, притулившегося в углу на койке.
– На лес прыгали, Витек и напоролся на дерево, – поведал он. – Сгоняй на кухню, притащи наш чайник – синий, без крышки.
– Совсем?.. – выговорил Саша.
– Нет – на минуточку! – рассердился тот и с чувством изобразил руками, как человек накалывается на кол.
Ландскнехты, горько подумал Саша, снимая с газа чайник. Бесчувственные скоты. Еще чай пить будут, бутерброды жрать. Тут их друзья гибнут, а они…
– …так и накрылся, – звучал хмурый голос. – Дают ему приказ – в огонь! И гаси чем хочешь. Сгорел дотла, только черепок нашли беленький…
Рассказ прервался продушенным рыдающим звуком.
Встали, выпили по полстакана воды за сгоревшего дотла.
– Такая наша судьба – светить другим, сгорая, как говорится.
– Ладно бы сгорая, – вздохнул маленький, похожий на подростка. – Вот у Швыдко парашют не раскрылся, собирали его с кочек, как кисель.
(Швыдко был толстый старик-каптерщик, отродясь не прыгавший ни с чего выше табурета.)
Сидели за полночь, кляли судьбу. Из воспоминаний следовало со всей очевидностью, что жизнь воздушных пожарных измеряется неделями и заключается в том. чтобы гореть, тонуть в болотах, задыхаться в дыму и разбиваться, причем иногда всем отделением вместе с самолетом. Гладиаторы по сравнению с ними имели спокойную и безопасную профессию.
– А Андрюха как на полосе препятствий шею сломал? А ведь целый год проработал! Невеста повеситься хотела…
– А Толяна на танцах зарезали, – присовокупил коротышка. Перечень жертв был бесконечен. Каждый выступал с жуткой историей, стараясь затмить остальных.
В разгаре ужасов вломился всклокоченный мужик и сообщил, что час назад Славка умер в больнице от ожогов. Возник ожесточенный спор, кому достанется Славкин серый костюм. Боря грохнул по замусоренному столу так, что лампочка под потолком заплясала: брать джинсы теперь его очередь. Остальное имущество покойного разыграли по жребию.
– Вот так и твое будут делить, салага, – зловеще предрек коротышка, последним покидая комнату. Саша сидел застывший, с ненадкушенным бутербродом в руке.
Ночь он пролежал в ознобе. Дремотная темнота расцвечивалась картинами катастроф, и реквиемом плыла последняя реплика: «С этой работой до зарплаты не доживешь».
Засерел рассвет, потянуло холодком из форточки, затрещало птичье пение. Да, это было здорово – жить и работать среди людей, постоянно рискующих жизнью: это ставило его в равные условия, любой из этих здоровяков мог погибнуть раньше него, и здоровье тут не при чем. Такая доля – мужская! Достойная! Честная игра!
– Не раздумал? – внимательно спросил его Боря утром.
– Нет! – с подъемом ответил он.
Неожиданно Боря схватил его за подмышку, легким вращающим движением сбил с равновесия и послал через всю комнату – Саша плюхнулся на койку.
– Хилый, – было заключение. – Твое счастье: у меня в отделении человека не хватает. Медкомиссию за тебя пройду. Если б не Звягин за тебя просил, сказал он, – я б тебе живо глаз на пузо натянул и моргать заставил. Нич-чо: сделаю из тебя мужчину. – Стянул с себя майку, напряг мышцы: – Вот таким надо быть, иначе хана, понял?!
