– В одном номере?..
– Снимем два. Или пять.
Она долго собирала сумку: а если вечером а ресторан?.. а если в музей?.. А если вечером он придет к ней в номер, как быть?..
Проснулась утром в темноте: будильник еще не прозвонил. Сидела над телефоном, готовая:
– Доброе утро!
– Доброе утро, – ответила в полусонной нежности.
– Так через час я тебя жду в машине. На углу, как договорились. Ты как?
– Замечательно!
– Я тебя целую, милая.
– Я тебя тоже… милый… – прошептала она. Сейчас она почти любила его. Он был сильный, он все мог, мир принадлежал ему, и этот мир он дарил ей в залог своей любви.
Душ, завтрак, – она удивилась: все уже сделано, а еще полчаса осталось. Родители проснулись, поворчали ласково:
– Как только приедешь, сразу позвони.
– И не ходите нигде поздно, будьте осторожнее.
– Надеюсь, твоя Света – рассудительный человек.
– Крайне рассудительный человек моя Света, – уверила их дочь, веселясь.
Колкие кристаллы звезд дрожали, соответственно, сверху. Безобразные пространства новостроек хранили благолепную тишину и пустынность: суббота. Проковылял в колдобинах заиндевевший автобус, протрусил рехнутый приверженец бега трусцой, тряся задом.
Игорь подъехал в восемь без одной минуты: синие «Жигули» издали мигнули фарами. Открыл ей дверцу, кинул сумку на заднее сидение. Обнял, севшую рядом:
– Привет путешественникам! Вперед?
– Вперед!
В теплом салоне приятно пахло обивкой, нагретой резиной, смазкой, запах комфортной техники. Кассету в магнитофон, Рафаэла Карра из динамиков сзади, сцепление отпускается, и мягко трогается машина навстречу будущему, Валя прижмурилась и улыбнулась.
Долго крутили по улицам, пробивая выход из города, мягко клонило в сторону на поворотах.
– А скоро мы доедем?
– Часа за четыре, если все в порядке. Ты завтракала? Есть хочешь?
– Завтракала. А ты? Я взяла с собой. Кофе есть в термосе, выпьешь?
– Кофе – выпью. А завтракать как следует будем в Нарве, прекрасное кафе сразу за въездом, и открывается рано; прилично готовят.
Мотор зачихал.
– Что еще такое, – произнес Игорь и убавил газ. Мелочь.
Перебои продолжались. Он прибавил оборотов, потянул подсос.
Двигатель закашлял, поперхнулся и заткнулся, заглох.
У Вали резко упало настроение. Не хотелось верить ни во что худшее, но мрачный внутренний голос предрек, что никогда не попадут они ни в какой Таллинн.
– Сейчас, – беззаботно пообещал Игорь, проворачивая стартер с нудным скрежетом…
– Зажигание, – знающе определил он. – Ерунда. Первая поломка на трассе! – хлопнул Валю по плечу.
Полутемный Московский проспект был безлюден, вставший «жигуль» никого не интересовал. Игорь тупо воззрился под капот. Раз в пару месяцев машина отгонялась на профилактику знакомому автослесарю, чем и ограничивалось знание матчасти.
Если судить по внешнему виду, двигатель был в большом порядке. Но не работал.
– Бывает, – бодро сказал Игорь, садясь за руль и дуя на покрасневшие руки. – Сейчас разберемся…
Бодрость была фальшивой. У Вали упало сердце. Он снова пытался изображать не то, что чувствовал на самом деле.
В последующие четверть часа его безуспешных попыток подчинить своей воле это поганое чудо техники, двигатель внутреннего сгорания, пассажирка в выстывающем салоне передумала о многом. О поведении водителя. О степени готовности техники. О ценах на бензин и гостиницу. Об опасностях на дорогах.
– А ты с собой много вещей взял? – вдруг спросила она.
Он взглянул с непониманием, переходящим в понятное раздражение:
– Ничего не взял. А что ты спрашиваешь?
– А переодеться вечером?
– Переодеться? Вечером? А зачем? И так нормально.
– И еды не взял?
– Да куда? Тут дороги-то…
– А зубную щетку взял?
Игорь удивился:
– Чего тебе щетка?
– Покажи, – велела она странным голосом.
Он улыбнулся:
– Знаешь, и щетку не взял. Она дешевле бутерброда; люблю ездить налегке.
– Как же ты, такой обстоятельный, такой рациональный, не взял с собой щетку?
Раздражение в такой ситуации как нельзя более естественно, и так же естественно срывается оно на том, кто под рукой.
– При чем тут щетка! – заорал он. – Тут машина заглохла!
– И с чего же она заглохла?
– Вот и разбираюсь!
– И я разбираюсь.
– В чем ты-то разбираешься?
– В машине.
– Ты разбираешься в машине?
– Ага. Разбираюсь: заглохла или должна была заглохнуть?
До него, наконец, дошел ее тон.
– Ты что, мне не веришь?!
– А почему я должна тебе верить? Ты же мне не веришь!
«Дура, разлетелась в путешествие. Всем уже нахвасталась… И могла поверить, будто что-то для него значу. Так ему папочка и даст гонять машину за тысячу километров. Спектакль. Конечно: и впечатление произвести, и трат никаких…»
– Сейчас попробуем еще, – через силу сохранял выдержку Игорь.
Уже светлело, белесо и хмуро; с мокрой спиной и окоченевшими руками он ввалился на сидение.
– Можешь не стараться, – злым и несчастным голосом сказала Валя. – Никуда мы не поедем.
– Почему это не поедем… – деморализованный, он еще упрямился.
Когда розовые девичьи грезы рушатся в скверную реальность, от них остается чернильная лужа вроде той, что окутывает удирающую каракатицу. Валя ненавидела себя, машину, Таллинн, номер в гостинице, ресторан, а пуще всего ненавидела виновника всего этого крушения.
– Ладно, – холодно произнесла она. – Долго еще присутствовать на представлении, или зрители на сегодня свободны?
Игорь побледнел от оскорбления:
– И ты можешь… Кататься – так милый, а саночки возить – так долго ли присутствовать! А если б у меня не было машины?
В волнении, как известно, слова вываливаются сами, и не самые удачные, усугубляя несимпатичность ситуации.
– А машина и так не твоя, – расчетливо уязвила Валя. Она обрела спокойствие, словно у них была одна доза раздражения на двоих, и по мере того, как один заводился, другой успокаивался. – Она папочкина. И можешь трястись над ней, сколько угодно.
Вытянула сумку и выскочила, хлопнув дверцей.
